начальству с твердым убеждением, что там будет убийство, пообещал:
– Все!……. плевать!…. домой!…., к матери!….. к этой ….идиотке , – последнее слово было самым приятным из того, что изрыгал Джон, и что абсолютно неприлично говорить при детях или печатать в книжке.
Надо сказать, на Мири такая речь произвела неизгладимое впечатление и с того самого дня с ней больше не было никаких проблем.
А Джон, тем временем, все наращивал и наращивал темпы работы. Он так загнал и себя, и свою охрану, что, если те еще хоть что-то понимали в начале его бурной деятельности в том, что, собственно говоря, от них требуется, то теперь, запуганные непривычно решительным и властным, постоянно срывающимся на крик, шефом, и не имеющие никакого представления о конечной цели прилагаемых усилий, потеряли всякое соображение и ориентацию во времени и пространстве…
День седьмой
– Почему мне никто не сказал!!! – громыхал Джон,– неужели я требую невыполнимого?!! – криком, конечно, уже ничего поправить было нельзя, да и надо ли было? Пришла суббота и почти все его новые деловые партнеры, которых всю неделю привозили и провожали в его номер охранники, или к которым Джон ездил сам для уточнения деталей контрактов, закрыли офисы, отключили телефоны, установили автоответчики на факс и отправились со своими многочисленными семействами на природу, вкушать куриный шашлык. Буря по поводу того, что уже суббота, бушевала не долго – Джон и сам понимал бесполезность и бессмысленность своих претензий, но то нечеловеческое напряжение, которое помогло ему за каких-то шесть дней полностью подготовить всю юридическую, материальную базу и даже набрать персонал для организации нового телевизионного шоу, не находя выхода в деятельности – все как будто остановилось – выплескивалось криком.
Наоравшись, Джон рывком уселся за рабочий стол и с каким-то ожесточением уставился в монитор, несколько десятков секунд он, тяжело дыша и непроизвольно сжимая кулаки, просидел так, потом резко развернулся на офисном стуле, окинув взглядом стоявшую на вытяжку верную троицу, которая, казалось, вытянулась еще сильнее, так же резко подошел к зеркалу шкафа, всмотрелся в свое отражение. На него глядело изможденное, с темными кругами под глазами вдохновенно-безумное лицо, недельная щетина, сгорбленные плечи, измятая несвежая одежда дополняли этот и без того достаточно отталкивающий образ. Джон распрямился, пригладил волосы, задумчиво потер подбородок – его движения становились мягче, замедленнее, спокойнее, – снова повернулся к охране и каким-то даже жалобным тоном попросил: – Полотенце дайте, мне бы ванну… Все снова засуетились, но теперь эта суета утомляла Джона; напряжение этих дней постепенно оставляло его.
Пока он ждал, что его верные охранники, секретари, водители и домработницы в одном лице (а точнее в трех) приготовят все для того, чтобы он смог принять ванну, он пытался очистить сознание от то и дело вспыхивающих идей, рассуждений,