.

бургундское от бордо.

      Нашей жизни отнюдь не Барто сочиняет главы,

      Но зато – королева, каменная – зато,

      Мемориалу вовек не покинуть своей оправы.

      Мы имеем возможность любить, но права

      Быть любимой нам не давал никто…

      Глядя, как зоосад вокруг превращается в шапито —

      Не за то мы боролись, воистину, не за то.

      3.

      Пальтишко мое приспущено с белых плеч

      Твоих, на мельничный жернов слетает птица.

      Ты знаешь, наверно, я б стала тебя беречь,

      Когда б нам выпало вновь, двоюродным, породниться,

      Хотя ты, конечно, удавишься поклониться,

      И взгляды одни – разрывные, шрапнель, картечь.

      Надо было, что ли, вниманье мое отвлечь,

      Ну, там рявкнуть: пошла ты знаешь куда, сестрица?!

      Потому что – чем наша нежнее при жизни речь,

      Тем активней посмертно хочется материться.

      И по делу: тесна, к сожаленью, моя столица,

      Для полков, которым с тобой не терпелось лечь.

      4.

      Ну, а ты, конечно, на каждом углу лгала,

      Что я не способна любить, размножаться, длиться.

      Кто тебя просил соваться в мои дела?

      Я уже позабыла – ты скольким скотам дала,

      Только б они поверили, что я и впрямь не девица?

      Анатомия сердца – изъян моего ствола,

      Анатомия тела – склеп, Господня десница.

      Та глава, которую я невпопад прочла,

      До сих пор нераскрытой книгой в пыли томится,

      И на каждой странице – снова зола, зола…

      Наше тело – тьма, понимаешь, Мари, темница,

      За единым выходом, которым ты и прошла.

      5.

      Ты не станешь старой. Парик под чепец затолкав,

      Строить внучек, седых дочерей приводить к ответу,

      Видеть в зеркальных стенах и потолках

      Только фотографическую кювету,

      Проявляющую то, чего в тебе точно нету:

      Старость в румянах, бантах, на крашеных каблуках.

      Ты точно не станешь старой, даже того взалкав,

      Как ядра в ватерлинию алчется изношенному корвету —

      Так истомным гулом несется в разбитых на треть полках

      Трубный возглас атаки, и впопыхах

      Расцветают кресты – в небесах, на груди, в руках.

      Я тебе устранила возможность эту.

      6.

      Ну, и кто там, сестренка Мари, за тобой угорал?

      Пересчитай по пальцам, моя дорогая детка.

      Юный корнет, конечно, седой генерал —

      Как там напето в слезливом романсе метко,

      Но так, согласись, чтоб не кинул и не наврал,

      Такое, ма шер, с тобою случалось редко.

      А все потому, что ты путала ритуал,

      Была бесполезно безбашенная кокетка,

      И кто там только телом вальяжно не торговал:

      И Босуэлл черный, и королевич твой – малолетка…

      Нет, этих надо вести на бойню, позвав на бал.

      Топор или Тауэр (а ведь был не милорд – конфетка),

      Чтобы, требуя травли, Тайберн в сто рыл орал.

      А ежели