ноет спина, натёрла непривычно тоненькими лямками платья те места, где плечи переходят в грудь… ну, как это место называется? Ещё объелась устриц от скуки, хоть они и были невкусные какие-то, дешёвые, чтоль? Всё думала, что мои, неферьё, сейчас бухают где-нибудь на прокуренной хате, и ржач стоит как на конюшне, и музло орёт, и мат, и пиво рекой… А я здесь, как цыган из песни, «пью шампанское, за любовь свою, за цыганскую».
Болят ноги, потому что было лень сопротивляться настойчивому пожеланию мамы, чтоб я обула туфли на шпильке. Вследствие чего, мне даже напиться не удалось, ведь осуши я хоть половину из желаемого, свалилась бы с пятнадцатисантиметровой шаткой высоты непременно!
Потому и сижу теперь, болезные конечности вытянув на боковинку дивана, и пишу в дневник:
«Мечтаю в кружевном черном платье, в красных трусиках с орхидеями и без лифчика забуриться в „приличное общество“, типа мами-папиной презентации, и ходить там, с умной рожей, изображая, что это и есть самое что ни на есть комильфо, с бокалом шампусика, и типа так и надо, заговаривать с похотливо оторопевшими стариками, и прочее в этом роде…»
По-моему, красивый мог бы клип получиться, психоделический даже! Дьявол бы гордился мной.
«Пусть сегодня я мёртв безмерно,
Пусть мой разум исковеркан…»7
Здравствуй, эссхоул Хэппи Нью Йеар…
Чёрная депрессия моя. До зуда в суставах, головной боли и ломоты печени. Другие в депре валяются зубами к стенке, а я не могу и этого… настолько херово, что нет сил даже лежать. Угнетает собственная пустая квартира, и присутствие родителей тоже не облегчает страданий. Дома у предков всегда кто-то толчётся – то папа работает на дому, притащив своего сопляка-программиста; то мама стругает отчёт для налоговой с сексапильной бухгалтершей Ниночкой; а когда этих никого, Петровна шарахается по кухне, потом лезет пылесосить, и как раз под тот диван, на котором я сижу завернувшись жалко в плед, испытывая попеременно то тремор то чёртов долбанный жар. А у себя я жить не могу в таком состоянии, кто же будет варить мне суп, ставить чай, да и просто, не айс ночевать в пустой квартире… а больше у меня нет никого, присмотреть за мной – кому ж я нужна? Это и справедливо – мне ведь тоже никто не нужен больной и обиженный, даже Ветер в состоянии рецидива достаётся обычно Ленке, а я являюсь на готовенькое, когда он снова в себе. Обычно если он молчит – значит, его нет с нами, он в параллельных мирах депрессивного психоза, чёрт бы его побрал. И сейчас не звонит – может, поступает как и я, дожидаясь моего возвращения из чёрной полосы, а может и сам в той же жопе. Если так – то Ленка сейчас с ним, верная жена, которой достаются все кренделя и фортеля больной психики Ветра. А он и видеть её не в силах, и без неё тоже пропадёт… впервые я захотела замуж.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст