здесь все по-другому было. Мы когда-то тут ночами пропадали… – задумчиво произнесла она, вспомнив, как нынешний «Гурман» был «Максом» и раньше тут был самый вкусный виски с колой. Самый вкусный не потому, что особенный, а потому что было невероятно круто жить в «Останкино». Тут можно было и спать, и принимать душ, и тусить с друзьями, потому что со временем круг друзей сужался до тех, с кем приходилось работать. А главное, раньше работалось гораздо легче. Ностальгия.
Марго промолчала, прикусив острый язычок. Она не раз вступала в конфликт с Асей, но каждый раз проигрывала, не находя аргументов, даже несмотря на то, что Ася была совсем, ну совсем неконфликтной. Ее просто не волновали истерики. Она не любила женщин. Ее ужасно раздражал бабский балаган. Она всегда держалась особняком, поближе к мужчинам, чтобы однажды не проснуться и не понять, что ты так же, как и все, обсуждаешь юбки с «Ла Моды», или новое платье Собчак, или, господи-боже-мой, инстаграм Бузовой. Нет, Асе ближе были новые объективы на камеру, монтажные программы и история России советского периода. Но в коллективе мало кто мог поддержать разговор, поэтому приходилось чаще молчать и работать. Впрочем, так и работать было проще, не надо было отвлекаться на лишний треп.
– Марька в декрет уходит, – вырвалось наконец из Маргариты.
– Ну, то, что она не булочками живот наела, было понятно сразу, – отреагировала Ася.
– Я не о том! Она сказала Казанцеву, что пойдет в декрет.
Ася напряглась, задумалась, сделала глоток кофе. Потом провела пальцем по краю стола и снова посмотрела на Марго.
– И что, ты решила стать шеф-редактором?
Марьяна была шеф-редактором программы семь лет. Именно она принимала на работу Асю, предложив ей место ассистента режиссера. Марьяна была лучшим шеф-редактором за всю историю проекта, так рассказывал Казанцев, а он-то был в нем с момента создания. А когда Казанцев из шефов стал креативным продюсером, шеф-реды стали меняться каждые три месяца. То Шеф Шефов не принимал, то Косилин сжирал за бесхарактерность. «Без яиц не выжить», – кричал на планерках Казанцев. А однажды шеф-ред умерла в монтажке. В прямом смысле умерла. Остановилось сердце. Это было страшно. В 15-ю потом даже монтажеры боялись заходить. Не из суеверий, а из страха, что мы все когда-нибудь умрем вот так, в какой-нибудь монтажке. В общем, только когда пришла Марьяна, достала свой член, который был у нее по самый локоть, и сказала, что будет так, как хочет она, то все потихоньку наладилось. Самое крутое в Марьянке было то, что она никогда не кричала, она не была из тех «паларешных» баб, а таких в «Останкино» каждая вторая, которые считают, что имеют право заползать на столы, топтать бумаги подчиненных, раскидываться чужими телефонами или тем, что попадет под руки. Маря всегда очень доступно и просто объясняла, чего она хочет от редактора, а если он не понимал, то надолго не задерживался.
«Я хочу, чтобы сегодня у меня герой заплакал. Найди его слабое место и дави,