лет на пять.
Начальник – настоящий мужчина – сразу оценил произошедшую в своей сотруднице перемену, вызвал в кабинет и после обсуждения необходимости закупки большой партии бымаги для офисного принтера, провожая, шлепнул ее по заду и попросил задержаться после работы. Она вся напряглась, покраснела, побледнела, но вечером, как он и просил, осталась в конторе допоздна – дабы довести до ума квартальный отчет. Начальник оценил ее усердие. Около восьми часов, когда в здании уже никого не было, он зашел к ней в кабинет и после недолгих приготовлений тут же, на рабочем месте, торопясь и оглядываясь, облагодетельствовал ее поспешным совокуплением. Она не получила никакого удовольствия. Однако на следующий день все повторилось вновь, и на этот раз она испытала неведомое доселе ощущение, столь необычное и восхитительное, что ради этого стоило жить.
В день грехопадения дочери, Ривка, увидев ее поздно вечером с небывало светлыми волосами, впала в страшный гнев. Изрыгая чудовищные проклятия, она пригрозила неблагодарной всеми небесными карами, простое перечисление которых заняло не менеее десятка минут. Но преступница хранила мочание, упрямо склонив вперед изуродованную золотой краской голову, и оставалась подозрительно спокойной. Это еще больше взбесило Ривку. «Совершенно очевидно, кричала она, что дочь хочет ее смерти, коли так издевается над больной и слабой женщиной».
Проснувшись на следующее утро, Ривка объявила, что дни ее сочтены, что теперь только остается ждать, когда Б-г приберет ее и начала вслух считать оставшиеся до кончины дни, «чтобы, подчеркнула она, доставить удовольствие дочери и Эмме». Она говорила утром за завтраком: «Один, надеюсь, я доживу этот день до конца, несмотря на все ваши усилия», а за ужином торжественно объявляла: «Мне хватило на это сил, несмотря ни на что!» На следующий день она говорила смиренно: «Два. Я знаю, что вам это неприятно – находится рядом со старухой, которая вызывает у вас только раздражение, но пока я жива, вам придется мириться с моим присутствием» «Три, – объявляла она на следующий день, – Я чувствую, близок мой час. Он скоро настанет. Тогда вернется и мой сын и, упав на могилу матери, поймет, что только я одна любила его по-настоящему – никто больше в этом жестоком мире. И вы тоже поймете это, но будет поздно». И так день за днем. Эмма слушала хозяйку почтительно, но отстраненно, а дочь… Дочь, если бы не странные события, происходившие в это время с ней, наверное, сошла бы с ума. Но Господь побеспокоился о ней заранее.
Где-то на девяностый день целенаправленного пошагового движения к могиле Ривка вдруг обнаружила, что счет ее дает странные результаты: талия ее дочери медленно, но неуклонно округлялась, и, хотя та никогда не была тростинкой, сейчас прибавление в ее фигуре становилось с каждым днем все более очевидным. В то время, как объемы ее росли, дочь становилась все бледнее и печальней. Еще через сорок дней, Ривка вынуждена была признать со всей очевидностью,