ов.
Такое спокойствие было не к добру, оно настораживало любого достаточно подготовленного воина.
– Я экспериментировал с книгой Ублы, – стал рассказывать Ибраил. – Еще в пустыне, только прочитав эту книгу, я поразился, насколько точно, красиво и правильно она написана.
– Тогда ты нам сказал, что Убла оказался талантливым… э-э, литератором, – вставил Крохан, продолжая жевать.
– Вот именно. – Ибраил, что было на него не похоже, начал слегка горячиться. – Я подумал, что это его книга. А оказалось… Нет, разумеется, это его книга, он ее изготовил, уж не знаю, согласно каким рецептам и спецификациям. Он же ее и опробовал… Но дело в том, что не вполне он ее, так сказать… писал.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Роват, бывший имперский рыцарь.
Вся компания, а именно: Трол, Крохан, бывший капитан стражи Кадота, славной столицы королевства Зимногорье, Роват, тщательно маскирующийся под обычного северянина, но своим ростом, силой, манерами и выправкой свидетельствуя каждому, у кого были глаза, что являлся до недавних пор воином Империи, Зара Сабельщица, караванщица, а ныне, кажется, член команды, взявшая на себя обязанности добровольного организатора всяких жизненных удобств, а также Самвел из Даулов, сержант кадотской стражи, двое братьев и рыцарей Белого Ордена по именам Бали и Батар, и в довершение всего двое возниц из Империи, взятых в плен, но так спокойно и уверенно исполняющих все поручения, словно они добровольно перешли на сторону Трола, – в общем, все поголовно, собравшись за одним длинным столом для ужина, пытались понять Ибраила.
– Я решил кратенько записать, – толковал свое Ибраил, – что произошло с нами за последние месяцы, объяснить, как, собственно, эта книга попала ко мне, но… – Он поднял палец и всмотрелся в Трола, словно именно там искал объяснение всему, что говорил. – Стоило мне увлечься, совсем немного, как вдруг… Вот, взгляните.
С последним словом Ибраил разложил книгу Ублы, которую до этого прижимал левой рукой к груди, словно ребенка, прямо на обеденном столе, чуть не попав в сочное мясо, политое уксусным соусом, и опрокинув один из пяти подсвечников.
– Что мы должны увидеть? – спросил Крохан.
– Сначала я писал своим почерком, – пояснил Ибраил. – Но вот тут… все начинается совсем по-другому. И на старом фойском, что удивительно!
– Почему удивительно? – спросил Трол.
– Старофойского для записей я не употреблял уже лет триста, – пояснил Ибраил. – Пользовался вендийским, квантумом или дериб.
– Ну и что? – снова спросил Крохан. – Задумался и перешел на другой язык. Я, правда, так не сумел бы, но для вас, полиглотов…
– Это не просто старофойский. Это каллиграфика, редчайший и очень сложный по смысловым значениям рисунок иероглифов, – не выдержал Ибраил. – Это язык высокой магии, если хотите, запредельной для моего уровня.
– Тихо, – попросил его Трол и, быстро, незаметно поворачивая голову, осмотрел зал темноватой, почти пустой гостиницы, где они остановились. Люди в зале ужинали, пили вино, тихонько переговаривались, никто, кажется, не обращал внимание на путников, которые только сегодня явились издалека в славный город Панону.
Гостиница, к счастью, находилась в довольно зажиточном районе, и потому тут было не принято слишком приглядываться к ужинающим постояльцам, как и тревожить их по пустякам. Иначе можно было бы не набрать и тех редких гостей, которые здесь все-таки появлялись: купцов и арматоров, торговых агентов и страховщиков ответственных грузов – словом, той публики, которая не любит, когда ее слишком уж внимательно рассматривают и прислушиваются к беседам.
Зара, когда узнала, что Возрожденный все-таки согласился на астрономическую плату за постой, запрошенную хозяином гостиницы, чуть не набросилась на Трола с руганью. Но деньги у них были, практически вся казна Ублы досталась им, а мелочиться в данном случае значило привлекать к себе внимание. Сейчас Трол в очередной раз порадовался, что купил не столько комфорт, сколько отсутствие хотя бы внешнего любопытства со стороны жителей старой Паноны ко всей их пестрой и в высшей степени необычной компании.
– Ты хочешь сказать, – спросил Роват, – что книга Ублы сама вздумала себя писать твоей рукой?
– Вот именно, – подтвердил Ибраил. – А когда понял, что произошло, когда прочитал то, что книга мне тут написала, как выразился Роват, моей же рукой, я уже внимательно просмотрел записи Ублы. И могу подтвердить – с ним происходило то же самое. Он начинал писать иногда на вульгарном гвампи, а потом вдруг почерк сменялся каллиграфикой, обычное перо начинало писать, как колонковая кисточка, и возникал совсем другой, высокий и почти всегда изысканный текст.
– О чем? – спросил Роват.
– В том-то и дело, что… – Ибраил от напряжения даже не сумел договорить, а вынужден был перевести дух. – Что это почти всегда предложение наилучшего, оптимального способа ведения дел… Ну, не знаю, как сказать, скорее всего, так – для владетеля этой книги.
– Для владетеля, которым являешься ты? – полуутвердительно спросил его Роват.