я больше не мог. И я решил прилечь.
А почему бы и нет? Вообще, мама говорит, что лежать на твердой поверхности полезно для позвоночника. А у меня, между прочим, сколиоз.
Ну, я и прилег.
Минуты две я разглядывал трещины на потолке, пока где-то над головой не раздался голос.
– Что ты делаешь?
Я подскочил так резко, что, кажется, потянул поясницу. Передо мной стояла девочка.
Очень. Красивая. Девочка.
В руках она сжимала стопку желтых листов. На плече – синий рюкзак.
– Почему ты лежал на полу? Тебе плохо?
– Я… эээ… – Мое лицо не просто горело, оно, кажется, дымилось от стыда. – Нет, мне не плохо. Просто я… – длинная пауза, – люблю полежать. Иногда. На полу. – Я показал пальцем на пол. – Тут паркет. Паркет – это дерево. А дерево – оно полезно для позвоночника. Так мама говорит.
«Браво! – сказал мой внутренний голос. – Ты просто превзошел себя! Это самое тупое объяснение из всех, что я когда-либо слышал; а я, давай признаемся, слышал их немало, я ведь живу в твоей голове».
Девочка осторожно разглядывала меня: так антрополог разглядывает дикаря.
– Ты странный, – сказала она.
– Ох, – я отмахнулся, – поверь, в моей семье я самый нормальный.
– В твоей семье все любят лежать на полу в общественных местах?
Я чувствовал, что сейчас скажу очередную глупость, поэтому молчал.
– Почему ты молчишь? – спросила девочка. Она убрала за ухо темную прядь.
– Ээээ… – Я поднял палец, собираясь что-то сказать, но снова запнулся. Мой внутренний голос всегда был особенно жесток ко мне, когда я пытался разговаривать с девочками. Особенно с красивыми.
– У тебя такого никогда не бывает? – спросил я. – Вот ты хочешь что-то сказать и так сильно боишься сказать глупость и разочаровать человека, что просто молчишь, как дурак. Ну, то есть как дура. Ой, прости. – Я нервно размахивал руками, пытаясь выразить свою мысль. – Моя мама называет это «внутренний цензор». Такой голосок внутри головы, твой самый жестокий судья, сноб, который тщательно следит за твоими словами, и высмеивает, и стыдит тебя всякий раз, когда ты лажаешь.
Разговор не клеился, девочка, кажется, уже пожалела, что вообще заговорила со мной.
«Давай, расскажи ей что-нибудь еще обо мне! – сказал внутренний голос. – Тогда она точно решит, что ты шизофреник».
В горле пересохло. Я поднял руки, как бы сдаваясь.
– Прости. Давай начнем сначала. Забудь, что я говорил про «внутреннего цензора».
– Нет-нет, я понимаю, о чем ты, – сказала она.
– Правда? – сказал я.
«Нифига себе!» – сказал внутренний цензор.
– Я тоже могу очень долго перебирать слова в голове, пытаясь найти правильные. – Она улыбнулась и показала на висок. – И внутренний голос постоянно твердит, что я делаю это слишком медленно. Я думаю, это тоже можно назвать «внутренним цензором».
«Эй, а она мне нравится, –