Клетка открыта!
Он подбежал к окну, отдернул штору и стал вглядываться в темноту. В тот день я впервые услышал, как он матерится. Ругань его была такой изощренной, что я просто не понимал половины слов. Когда же приступ паники прошел, стал ходить туда-сюда.
– Идиот-идиот-идиот! – Он бил себя по голове. – Я не подумал об этом. Конечно же, он выпускает собаку, когда уходит из дома. Это ведь очевидно.
Я смотрел на него снизу вверх, сидя на полу, подпирая спиной входную дверь.
– Что будем делать?
– Тихо. Мне надо подумать. – Он ходил по кругу и ворошил свои волосы. Прошло пять минут, но он так и не произнес ни слова.
Я посмотрел на свои «Касио».
– Блин, уже двадцать двадцать. Он же сейчас вернется.
Грек замер. В темноте коридора я видел лишь его силуэт, но я буквально чувствовал эту ауру ужаса вокруг него.
Он подошел к окну и слегка отдернул штору.
– Идет.
Слово прозвучало в темноте глухо и отрывисто – словно камень упал на пол. Мне хотелось плакать. Я поднялся с пола, выглянул в окно и увидел серый силуэт, идущий по дороге. Навстречу ему бежал его медведеобразный пес. Седая шерсть Фарадея блестела в свете луны, словно мокрая.
Они оба – пес и человек – приближались к дому. Старик подошел к клетке и указал на нее пальцем, Фарадей послушано забежал внутрь, дверь хлопнула, звякнул шпингалет.
– Бежим, бежим, бежим, бежим, бежим! – Грек схватил меня за шкирку и потащил по коридору. – Быстрее, быстрее, быстрее.
Мы забежали в туалет. Грек запрыгнул на сливной бачок унитаза и начал подсаживать меня к окну. Я не помню, как мы оказались снаружи. Из окна я, кажется, вывалился головой вниз, но даже ничего не почувствовал при приземлении – настолько был напуган. Бог знает, как мне удалось ничего не сломать. Грек выпрыгнул следом. Рюкзаки наши лежали тут же, у стены, мы схватили их и рванули прочь сквозь пшеничное поле.
От страха, и усталости, и холода у меня ломило зубы, нёбо потрескалось, словно дно пересохшего озера.
– Подожди! Петро, подожди!
Я замедлился и обернулся. Грек хромал следом.
– Что такое?
– Нога. Блин!
– Тебе помочь?
– Не, я могу идти. Просто хватит бежать. Мы уже далеко. – Он выдохнул и зажмурился. – Пффф, пронесло.
Несколько минут мы шли молча. И, честно говоря, в тот момент я его просто ненавидел. «Как глупо, как глупо, как глупо, – вертелось в голове, – зачем я согласился на это? Поиграли в детективов, блин!»
– Не хочешь узнать, что я нашел у него на столе? А? Петро? Ну чего ты опять ускорился, у меня же нога!
– Нет! – Я обернулся. – Не хочу я ничего знать! Иди в жопу!
Он виновато смотрел на меня:
– Прости. Я знаю, по-дурацки вышло.
Минуту мы молча смотрели друг на друга, и вдруг – он засмеялся. Сначала сдавленно, потом – громко и в голос.
– Чего? Чего ты ржешь?
– Видел бы ты свое лицо там, когда я открыл дверь!
– Ничего смешного.
Грек