и осторожно перевернул плиту. На обратной стороне, забегая за черту разметки миллиметров на пятьдесят, змеилась трещина.
– Да… – сказал мастер.
– Ну и черт с ней! – ответил угрюмый и уж хотел было зашвырнуть плиту в угол вслед за кувалдочкой, но его неожиданно для себя остановил Василий Петрович:
– Не нужна?
– А тебе зачем?
– Пригодится… Матери на могилку, – соврал Василий Петрович и удивился тому, как легко соврал.
– Забирай эту заразу, только осторожно, видишь, хрупкая попалась. И ведь не стукнул, примерился только, а она лопнула.
– Значит, судьба, – заметил Василий Петрович.
– Какая тут, к черту, судьба, когда голова трещит, – возразил угрюмый. – Каждый раз так. Как берешься за работу не в настроении, так все через пень-колоду выходит. Нет уж, я сегодня работать больше не буду. – Он повернулся к бригадиру: – Лучше завтра задержусь, а сегодня пойду пиво пить.
Вечером, когда уже совсем стемнело, Василий Петрович остановил такси, аккуратно уложил надколотую плиту, завернутую в старые мешки, на заднее сиденье. Жил он в старом пятиэтажном доме. Во дворике у него имелся небольшой сарайчик с верстачком и полками для материала и инструмента. Сюда он и попросил шофера подъехать. Открыл застылый замок и, пристроив плиту надежно между досок, расплатившись с таксистом, на лифте поднялся на свой четвертый.
– А мне показалось, в сарайчике свет мелькнул, – сказала Зина.
– Это я заходил, – коротко ответил Василий Петрович и прошел в ванную умываться.
– Так, значит, это ты на машине прикатил? – сказала она, появляясь в дверях.
– Ну я, – буркнул в ответ Василий Петрович, и на этом разговор окончился.
4
Через неделю, когда основные морозы спали, Василий Петрович заглянул в сарайчик, чтоб набрать бидончик квашеной капусты, которая хранилась здесь среди всего остального, к великому его неудовольствию, – запах капусты не выветривался до середины лета. Он включил лампочку и, прежде чем начать долбить смерзшуюся капусту, развязал веревки, придерживавшие мешковину, обнажил ослепительно белое тело плиты. Блики света заиграли в сахаристых изломах. Василий Петрович погладил плиту ладонью, и она показалась ему очень холодной.
На память о совместной работе белокаменщики снабдили Василия Петровича своим стареньким инструментом, который он привел в надлежащий порядок. Хороший инструмент он очень любил. Эта неделя не прошла даром. Он то и дело просил у мастеров разрешения «побаловаться». Те с улыбками давали и советовали быть посмелее. «Камень любит твердую руку», – говорили они. Вскоре Василий Петрович немножко понаторел – не то чтобы стал мастером, но скарпельку и кувалдочку держать научился.
Как пришла ему в тот памятный понедельник шальная мысль забрать плиту домой, он и сам не понимал, но теперь, когда она была в сарайчике, он знал, для чего она ему. Он решил ее обработать – на всякий