нигде не встретила серьёзного сопротивления. Это были глубокие тылы 6-й, 12-й и 18-й советских армий. Охватывая их с юга, спешили 3-я румынская и 11-я немецкая. Танки Клейста атаковали русских с тыла, от Днепра.
Разгром армий Юго-Западного фронта в районе Умани был полным. Пленены даже оба командарма, которых никто никогда потом ни в чем не упрекнул.
Вдовин не знал ничего об этом противоборстве армий. Но, может быть, из-за этого немецкого прорыва эвакопоезд шёл почти без обычных своих остановок для сортировки раненых. Пока не добрался до Саратова, где были его базовые госпитали.
Прямо после госпиталя послали Вдовина на формировку – кадрированный полк развёртывался по штатам военного времени в окрестностях Горького.
От Саратова добирался медленно – колёсный пароход тащил вверх по течению ещё и баржу с каким-то военным имуществом. Казалось, он больше дымит, чем идёт.
Все пассажиры были военные, хотя большей частью необмундированные команды запасников, пока в штатском. Впрочем, Николай сам выглядел немногим лучше: ремни-то новые, ещё кавалерийские, а сапоги всё брезентовые – курсантские. Сам за полгода прожил три жизни, а обмундироваться толком так и не успел. Да и заметил это только от пассажирского безделья и от начавшихся ночных холодов.
О разнузданное временнуе безделье войны… Болтался по станциям, эшелонам, пристаням и пунктам питания. Бесконечные комендатуры, отметки в документах, проверки. Конечно, лишения. Но готовность подчиняться всем мыслимым правилам и приказам, фатальность и неизбежность непредсказуемых последствий освобождают мозг от ответственности. Потому и безделье.
В каком-то затоне долго чего-то ждали. Потом появился грязный, взъерошенный буксирный катерок. Он был похож на ёршика, только что выдернутого из воды.
«Ёршик» утянул баржу, на которую сошёл пёстрый полувоенный люд. Пассажиров осталось не больше десятка, – все офицеры. Пожилой пароходный начальник, очень худой и измождённый, разъяснил, что до порта ещё не добрались.
– Заночуете с нами, а утром пойдём к городу. Нам там грузиться, а вам ближе к транспортной комендатуре. Кому куда дальше, – там скажут.
Пароходик приткнулся к какой-то наливной барже, и боцманская команда занялась швартовкой.
Крики и беготня скоро стихли. Солнце садилось за обрыв дальнего берега. Дымящее чудище изрядно намяло Вдовину бока палубными скамейками и даже рундуком – твёрдым, как камень. Разминка на твёрдой земле представилась наслаждением.
Переспросил флотского, точно ли не уйдут до утра, и сполз, опираясь на палку, на железную палубу нефтевоза. Оттуда – на дебаркадер, от резных наличников которого сразу пахнэло дачной жизнью. Фанерные, крашеные белым буквы – «ЯБЛОНОВКА».
Но на берегу никаких яблоневых деревьев не оказалось. Только швартовые свежеотёсанные брёвна, неизвестной силой забитые в грунт. Видать, притащили плавучую пристань откуда-то с нижнего