знает, что делать.
В коридоре, подальше от двери, она наконец убрала от моего рта свою руку.
– Мама, цы… – начал я, и она вернула руку на прежнее место.
– Ступай к бабушке, – медленно произнесла она и кивком указала на комнату. – Туда не ходи, в большой комнате будет твой отец.
Я наморщил нос. Мне больше хотелось побыть в общей комнате.
Мама захлопнула дверь перед моим лицом и дважды повернула ключ.
Я нажал на ручку подбородком и открыл дверь в комнату бабушки. Яйцо пульсировало в моих руках, как горячее сердце. Оно было похоже на гигантскую хризалиду бабочки сатурнии, глядя на которую видно, как бежит кровь внутри гусеницы.
В спальне горел свет. Бабушка сидела на краю кровати, прислонившись спиной к стене, и не сводила отсутствующего взгляда со спящего ребенка, с теней, которые отбрасывали на него реечки колыбели. На другой кровати спала моя сестра, натянув простыню до самого лба. Рядом на тумбочке белела носатая маска.
– Свет включен, – сказал я бабушке.
Она повернулась, будто не слышала, как я вошел.
– Знаю. Оставь. Это для него. И не ори так.
Она указала рукой на младенца. До маски она, наверное, тоже могла бы дотянуться.
– Что стряслось? – прошептала бабушка. – Я слышала, как ты сломя голову носился по дому. Ты заходил в комнату родителей?
– Дверь случайно открылась, – объяснил я. – Но папы там не было.
Я сделал шаг к ее кровати. От бабушки всегда пахло ароматной пудрой. Когда она пользовалась ею, на лице и одежде часто оставались белые пятна.
– Скоро вылупится цыпленок, – сообщил я.
Морщинистая рука коснулась скорлупы. После пожара бабушка почти ничего не видела.
– Это твое яйцо. – Она понизила голос и продолжала: – Твоя мама рассказала мне о нем.
– Скоро вылупится цыпленок, – повторил я.
Бабушка нахмурилась. Одна ее бровь была узкой и редкой, на ней был шрам, и волосы в этом месте не росли. Их навсегда забрал огонь. Вместе со зрением.
– Цыпленок? Из неоплодотворенного яйца? – Верхняя губа ее приподнялась. – Ну-ка, что сказала тебе мама?
– Сказала всегда держать в тепле. Так рождаются цыплята. Папа одного убил, и мама дала другое яйцо. А теперь оно зашевелилось. Потрогай. Цыпленок точно скоро вылупится.
Лицо бабушки разгладилось, кажется, даже исчезли складки обожженной пламенем кожи.
– Да, все правильно, – сказала она. – Дай-ка его мне.
Бабушка натянула покрывало с кровати на колени. Я сел напротив, скрестил ноги, передал ей яйцо и положил подбородок на подставку из рук.
Бабушка приложила яйцо к уху, а палец прижала к губам, чтобы я сидел тихо.
– Да, слышу, – произнесла она через несколько секунд и вытянула руку с яйцом к самому моему лицу. Я отодвинул ее к уху.
– Слышишь?
Я ничего не слышал.
– Неужели не слышишь писк? – настаивала бабушка.
И я услышал. Писк. Очень слабый.
– Да!