зрения современного человека, объясняющие мир мифы первобытных людей кажутся примитивными и нелепыми. Однако неизвестно, как будут смотреть на наши научные объяснения мира люди будущего. Возможно, они также будут смеяться над «нелогичностью» и «абсурдом» наших высоконаучных умопостроений. Быть может, это вечный конфликт «отцов и детей». И происходит он по причине эволюции научных знаний о вселенной и человеке.
Но возможно и другое толкование. Очень может быть, что, объясняя мир, мы не открываем некие объективные и независимые от нас законы и причины возникновения тех или иных явлений, а сами коллективно творим эти законы и мир, в котором живем и который воспринимаем. Объяснение – лишь способ санкционировать, легитимировать (узаконить) сотворенное. Тому есть немало подтверждений и в самой науке (квантовая физика). Мы воспринимаем только то, во что внутренне искренно (и обычно – бессознательно) верим. Конечно же, далеко не все, во что мы верим, воспринимаемо. Но зато все, что мы воспринимаем, – продукт нашей веры: наших убеждений, устремлений, ожиданий, чаяний и предвкушений. «Как смотрят на вещь, такой она и представляется», – говорил гуру Ринпоче (Падмасамбхава – великий йогин, которого старые школы Тибета почитают вторым буддой). Вера не противоречит знанию и опыту, но является их причиной. Всякого рода объяснения в этом контексте – всего лишь средство для обоснования, утверждения и рационализации предметов нашей веры, наших «необоснованных» и часто неосознаваемых постулатов. Внешние «потому что» и «из-за того что» (то есть поиск обоснований) вторичны по отношению к тому, как и во что мы верим (априорные, доопытные установки). Популярный американский писатель Н. Д. Уолш однажды сказал: «Некоторые говорят: пока не увижу, не поверю. А Я говорю тебе: пока не поверишь, не увидишь». Отметим также, что вера невозможна без самой способности верить. А эта способность коренится в свойствах нашего ума, в возможности представлять нечто, что даже не обязательно существует в окружающей нас действительности, т. е. умение фантазировать (об особом магическом воображении шаманов мы еще поговорим позже). Однако если фантазия – продукт представления, которое еще не имеет воплощения в действительности (в праксисе), то наша фундаментальная вера (осознанная и неосознанная) – причина всего, с чем мы имеем дело в нашем опыте и что мы фиксируем в вербально (словесно) оформленном знании.
Проще говоря, наше наблюдение – это не фонарик, которым мы освещаем в темноте объективно существующие предметы. Наш фонарик-внимание высвечивает только то, что мы ожидаем увидеть в этой темноте. А ожидание – это и есть наша вера («Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр 11: 1)), наше предчувствие. Что мы ожидаем воспринять, то и предстает нашему взору. Интерпретация – лишь обобщение увиденного, закрепление его в некоей иллюзорной матрице, т. е. мифе, который служит генератором еще большей веры и предвидения. В некотором смысле гипотеза оказывается тождественной теории (др. – греч. θεωρία буквально означает ‘созерцание,