насильника. Слишком уж она привыкла к беспрекословному подчинению своих рабов, слишком уж верила в то, что единственное предназначение мужчины – жить во имя женщины.
Сейчас она чувствовала, как этот странный мужчина с каждым ее движением возбуждался все больше. Его глаза зажглись азартом битвы. Желание сломить ее сопротивление, овладеть ее телом, наказать, приручить сделали его практически невменяемым. Так в самый разгар сражения воин впадает в безумие от запаха крови и уже не чувствует ран.
Стиснув зубы, Эсмиль бешено сопротивлялась, но мужчина не давал ей перевернуться. Он был намного сильнее ее физически и гораздо тяжелее. От его веса ей становилось трудно дышать, но она, как заведенная, продолжала ожесточенно отбиваться.
В какой-то момент варвар схватил девушку за бедра и резко дернул вверх, силой заставляя ее встать на колени. Одной рукой он вдавил ее голову в подушку, а другой скользнул между ног. Эсмиль злобно зашипела, почувствовав его пальцы у себя в промежности. Еще никогда ни один мужчина не обходился с ней так грубо!
Мужчина нажал ей на поясницу, заставляя прогнуться еще сильнее. Оттопыренная попка, бесстыдно выставленная напоказ, оказалась последней каплей. С низким звериным рыком он резко вонзился в тугое лоно, продолжая с силой вжимать лицо девушки в подушку. Вскрикнув от неожиданности и боли, амаррка сумела повернуть голову на бок. В уголках ее глаз показались злые слезы.
– Мерзавец! Шлюхин сын! – прошипела она сквозь зубы, вложив в слова всю ненависть, на которую только была способна. – Тебя казнят за это!
– Сомневаюсь, – усмехнулся насильник, делая особо сильный толчок. – Я же заплатил за твои услуги?
Пленница невольно выгнулась и застонала, мысленно призывая Бенгет. Странное дело, но теперь, когда он был в ней, такой большой и горячий, в ее теле начала зарождаться странная боль с оттенком удовольствия. Чем больше она сопротивлялась, тем сильнее оно становилось, накатывало волнами, отключая разум и пробуждая дикую звериную похоть. Неправильное, извращенное, противное ее воспитанию и природе, но такое тягучее и сладостное, что противостоять ему оказалось практически невозможно.
Мужчина не ждал, пока она привыкнет к его вторжению. Сильными грубыми толчками он начал входить в вожделенное тело. Закусив губу, Эсмиль под ним тихо стонала то ли от бессилия, то ли от злости. Но постепенно боль начала утихать, незаметно переходя в возбуждение. Амаррка боролась с собой, до крови кусая губы, но ни один наложник никогда еще не давал ей такого напора, такой наполненности, такого взрыва. Эсмиль стонала все громче, и вовсе не от боли. Внутри нее будто зарождалось новое солнце. Мужчина яростно вбивался в ее тело, брал, покорял, присваивал. Его движения были полны первобытной похоти, лицо исказила гримаса безудержной страсти. Он не просил о милости, не ползал у ее ног, он пришел, как победитель, и просто взял то, что ему причитается.
Испепеляющий жар пронзил все существо Эсмиль, заставив ее громко закричать. Будто гигантская