любимую игру. Когда он был пьян или под кайфом, он всегда говорил одно и то же:
– В моем возрасте я в конце концов понял, что мне нравится, а что – нет, и это далось мне нелегко. Когда я готовился к вступительным экзаменам в институт, мне однажды пришлось вернуться к нам, в деревню. И вот, в одном магазине подержанных книг я как-то наткнулся на серию старых журналов садомазо. Сейчас, вспоминая об этом, должен сказать, что журналы эти были довольно пресные и, пожалуй, хороши лишь на потребу какому-нибудь конченому маньяку. Однако там я нашел одну сцену промывания. Деревенька у нас маленькая… я долго раздумывал и так ничего и не купил, зная, что тут же весь этот забытый богом уголок наполнится глупыми слухами. Потом я все ходил вокруг да около этого книжного магазинчика, но так и не решился купить журнал. И знаешь, я потом жалел об этом все следующие двадцать лет. А может, купи я его, до сих пор бы заворачивал в него бутерброды, как те простаки, которые таскаются на экскурсии с завтраками, завернутыми в разноцветные страницы с фотографиями какой-нибудь древней рок-звезды. Видишь ли, мне всегда хотелось поприсутствовать при промывании, по старинке, с клизмой, совсем как это показано в том журнале. И если я по-настоящему хочу этого, то уверен, мне придется потратить не одну сотню тысяч иен и переступить опасный порог, запастись приличным количеством наркоты и, главное, найти подходящую девицу, такого класса, как Кейко. Это желание застряло во мне с того самого момента, сначала это была всего лишь прихоть, пустяк, но со временем он разросся, как воспоминания о детстве, которые обычно оказываются слишком преувеличенными, когда возвращаешься на прежние места уже в зрелом возрасте. Только видишь ли, в чем дело, на том снимке девица, которой ставят клизму, была такая страшная, что хуже не придумаешь.
Норико уже начала кое-что понимать. Мужчина отошел, но между ног у нее все еще что-то мешало. Она чувствовала это, но ничего не могла сделать.
– Норико! Ты привязана к стулу и сидишь, раздвинув ноги, – весело заметил он.
Норико не поняла, что он говорил, она лишь интуитивно улавливала его голос и своеобразную манеру говорить, однако понимала, что находится в каком-то унизительном положении, а ее хозяин оставил ее, связанную, возбужденную до крайности, когда ей так хотелось, чтобы у нее отсосали.
– Тебе нравится?
Норико поняла по тону, которым был задан вопрос, что протестовать бесполезно, и кивнула. Большинство людей не понимают, что все держится именно на этом моменте, когда соглашаешься. Мужчина же давно знал, что этот момент означает разрушение воли, это было знаком того, что ему удалось, что его энергия взяла верх. Он понял это благодаря собственной решимости.
– У тебя клитор торчит наружу, ты знаешь? И как? Ты чувствуешь унижение?
Норико не знала, что отвечать, и некоторое время молчала, прежде чем завопить:
– Мне стыдно, стыдно, стыдно, стыдно! – При этом она приоткрыла ряд крепких и ровных зубов, хотя десны у нее были какие-то темноватые,