от того, какие изменения произошли с тех пор в языке и как воспринимают этого автора сегодняшние читатели. Это значит, что нужно переводить архаичным стилем только те произведения, которые и в подлиннике написаны архаичным для своего времени языком. А остальные произведения я пытаюсь переводить так, чтобы читателям казалось, будто они написаны не столетия назад, а в наши дни.
Рахель Торпусман
Иерусалим, 2003
С немецкого
Генрих Гейне
(1797-1856)
Когда я иду по улице
И издали вижу твой дом,
Такая радость, малышка,
Увидеть тебя за окном.
Глазами своими карими
Ты наблюдаешь за мной:
«Странный больной чужестранец,
Кто ты, и что с тобой?»
– Я, детка, немецкий писатель,
Известный в немецкой стране.
Кто называет лучших,
Тот скажет и обо мне.
А что со мной? – да то же,
Что со многими в той стране…
Кто говорит о страдании,
Тот говорит обо мне.
Каждый вечер дочь султана,
Дева красоты волшебной,
Проходила у фонтана
С тихо льющейся водою.
Каждый вечер у фонтана
С тихо льющейся водою
Юный раб стоял недвижно,
Все бледнее каждый вечер.
И однажды дева, быстро
Подойдя к нему, спросила:
– Кто ты? Из какого рода?
Где страна твоя родная?
– Я из Йемена, – ответил
Раб, – зовут меня Мохаммад,
А народ мой – племя Азра,
Те, что гибнут, если любят.
С французского
Поль Верлен
(1844-1896)
Грусть ни о чем
Заполняет мне сердце.
Дождь за окном,
И тоска ни о чем.
Дождик поет,
Словно хочет утешить,
Льет, и течет,
И негромко поет…
Такая тоска,
Что я сам себе мерзок…
Сердце в тисках,
И такая тоска!
Отчего, почему?
Что за адская мука –
Страдать самому
И не знать, почему!
Доверься музыки гипнозу,
Найди нечетный, легкий ритм,
Который в воздухе парит
Без всякой тяжести и позы.
Не ставь перед собою цель
Не сделать ни одной ошибки:
Пусть точное сольется с зыбким,
Как будто в песне бродит хмель! –
Так блещет глаз из-за вуали,
Так свет полуденный дрожит,
Так звездный хаос ворожит
Над холодом осенней дали –
И пусть меж зыблющихся строк
Оттенок, а не цвет, мерцает:
О, лишь