за пах и получил удар по затылку. По голове будто не кулаком, а молотом хватили. Девяткин тяжело, как мешок с картошкой, рухнул на пол. Но дышавший ему в затылок Савченко уже вцепился в руки Горбунова, стремясь борцовским болевым приемом вывернуть кисти.
Двое дюжих мужчин примерно одно роста и комплекции, сцепившись друг с другом руками, добрых пару минут пыхтели у подоконника, пока Девяткин корчился на полу. Наконец, Горбунов вжал голову в плечи, откинул её назад. И ударил Савченко лбом по носу и губам.
Из носа сержанта брызнул кровавый фонтанчик. Милиционер охнул, ослабил хватку. Горбунов выдернул руки, размахнулся правой и прицельными ударами в ухо и в верхнюю челюсть уложил Савченко на пол. Падая спиной, тот выломал ножку лежавшего на боку стола, опрокинул тумбочку, тяжело ударился затылком об пол.
Не теряя времени, Горбунов перешагнул низкий подоконник, перекинул вторую ногу на козырек подъезда. Сделал шаг к краю, прикидывая, в каком месте безопаснее соскочить вниз.
Превозмогая боль в паху, Девяткин встал, схватил с пола ружье. Теперь он видел лишь широкую спину Горбунова, собиравшегося прыгать вниз с козырька подъезда. Девяткин, прижав локтем в боку ружейный приклад, выстрелил не целясь, навскидку.
Заряд картечи, попавший в спину, сбросил Клопа с козырька подъезда.
Стоявший внизу младший лейтенант Афонин потной от напряжения ладонью сжимал рифленую рукоятку Макарова. Он собирал в душе все свое мужество, всю волю до последней капли. Он мысленно готовил себя к жестокому единоборству с преступником. Но мужества и отваги не потребовалось, на этот раз Афонину нужно было лишь проворство, чтобы отскочить в сторону, когда дюжий Клоп с трехметровой высоты полетел вниз. Афонин успел прыгнуть под козырек и спас свою шею от перелома.
Горбунов упал лицом в глубокую лужу и пустил в грязную воду предсмертные пузыри. Изрешеченная картечью спина и затылок сочились кровью, в серых сумерках кровь казалась черной.
Через минуту невесь откуда появилась женщина в темной кофте с сумкой в руке. Поставив свою ношу на сухое место, она опустилась на колени в грязь, всхлипнула и беззвучно заплакала, размазывая по одутловатому лицу мелкие слезинки. За спиной женщины неловко переминался с ноги на ногу младший лейтенант Афонин, бледный от волнения. Он испытывал неловкость, душевную подавленность. Афонин, не зная, что делать со своими слишком длинными руками, то совал их в карманы брюк, то снова вытаскивал.
Девяткин, за ним Савченко вышли из квартиры и спустилась вниз. Савченко на ходу вытирал платком кровь, сочившуюся с разбитых губ и носа. Девяткин морщился, шагал вразвалочку, с усилием передвигал конечности, будто вместо мошонки между его ног болталась пудовая гиря. И эта гиря болела, пробивая электрическими разрядами всю верхнюю часть тела, доставая чуть не до головы.
– Черт, яйца он мне, что ли раздробил своей коленкой? – подумал вслух Девяткин.
– Что-что? – переспросил Савченко.
– Ничего.
Спустившись