деятеля, истинного правителя России.
Из моих донецких пределов мне хорошо видно, что мы не погибли благодаря его поддержке, причем я уверен, что решение об оказании помощи было, как и в случае с Крымом, принято единолично, оно едва ли опиралось на широкий групповой консенсус.
У меня множество претензий к устройству жизни в России, но все они носят скорее частный характер, поскольку я абсолютно уверен в главном – детали, как бы они ни были досадны, уже не могут помешать России уверенно продолжать движение в нужном направлении, выбранном не без участия человека, чувствующего, чем живет и дышит его страна.
Мне странно и в себе наблюдать эту метаморфозу: как от позиции голого критицизма по отношению к власти я сумел добраться до умения ценить правителя. Еще лет пять назад я с негодованием отверг бы саму вероятность того, что с моего языка сойдут подобные слова, что я не буду стесняться выражать свое уважение российскому президенту.
Пришел человек, не мгновенно, а постепенно, но кардинально поменявший заложенные Борисом Ельциным основы. Не все – мне лично до сих пор не хватает акцента на социальной политике. Но главное свершилось: у нас точно есть государство с собственной субъектностью в международной политике, волей, со способностью ставить разумные цели и добиваться их.
А сколько на постсоветском пространстве территорий, которые так и не смогли стать – и, скорее всего, не станут уже никогда – полноценными государственными образованиями.
Путин говорит о цифровой экономике, общается со школьниками на пароходе, наведывается в Яндекс, чтобы перекинуться парой слов с системой искусственного интеллекта, рекрутирует во власть относительно молодых управленцев, поручая им руководить субъектами Федерации. Есть ли в этом что-то необычное?
Оппозиционный журналист Олег Кашин считает, что да. Кашин начинал свой долгий путь в профессии как одиозный государственник и охранитель, позволявший себе в этом амплуа пускаться во все порнографические тяжкие: в качестве проповедника свободы и демократии не оставил привычки лягнуть походя кого-нибудь из своих – просто из любви к искусству. Однако в отношении президента России он держится ровного и однообразного тона, не давая ему ни малейших поблажек.
Остановив свой выбор на лагере людей со светлыми лицами, он неустанно транслирует в пространство их солидарное знание о том человеке, чей лик неизгладимо тёмен, исполнен зла и скверны. Путин в его размышлениях присутствует как некая магическая локация, втягивающая в себя всю тёмную и порочную энергию российского прошлого: имперский экспансионизм, советскую партийную бессмыслицу, этническую несообразность национального характера. Плюсуя исторические искажения, российский лидер прокладывает кривую затухающего и разлагающегося будущего страны.
При этом Путин, по версии Кашина, неорганичен, не равен самому себе. Он есть продукт лабораторных технологий, в котором поведенческие и идеологические матрицы меняются в