пробежав сажень триста и добежав до остановившегося обоза, встали, нервно дрожа. Перепуганных животных успокоил подошедший остяк – старший обоза. Развернув оленей и прыгнув в нарты, он погнал упряжку обратно. Остальные обозники наотрез отказались даже приближаться к месту боя.
Ксения дрожащими руками собрала в мешочек монеты и присела подле Архипа. Только сейчас она осознала, что кузнец тяжело ранен и ему необходимо перевязать рану. Аккуратно повернув Архипа на бок, женщина развязала ему руки. Вспоров подобранной из снега татарской саблей безрукавку, осмотрела рану.
Рана была сквозная, но наконечник копья каким-то чудом не задел кость, а прошел через огромную дельтовидную мышцу кузнеца.
Оторвав от своего подола куски ткани и скомкав их в тампоны, Ксения приложила их с обеих сторон, перевязав поверх полоской ткани. Архип пришел в себя и застонал от боли.
– Терпи, казак, атаманом будешь, – улыбнулась женщина.
– Это чем ты его так приложила? – кивнув на мертвого татарина, спросил Архип.
– Пищалью твоей, только вот приклад размозжила ненароком, уж не обессудь.
– Эко меня угораздило-то, не поспел увернуться. Ну да ладно, пальцы шевелятся, знамо, поправимся. Добро, что копье у него не боевое, с широким наконечником, а легкое метательное арабское. Может, и затянется рана. Токмо вот голова кружится малехо, да озноб бьет.
– Крови с тебя много вышло, а озноб бьет, потому что вся рубаха на спине от кровушки мокрая. Давай-ка снимай рубаху, все одно выкидывать.
– С тобою по миру пойдешь, хозяюшка, – пошутил Архип, снимая рубаху, – отстираю да заштопаю, как домой доберемся. Ну-ка, помоги мне малицу надеть да подняться.
Подъехала упряжка.
– О, ак (белый) шаман! Син улы (ты великий) шаман! Тарсыл и жай (гром и молнии) можешь пускать! – окинув поле боя, коверкая тюркское наречие, восторженно воскликнул остяк.
– Что же могу и гром, и молнии пущать. Так в Искере и расскажи. Ежели кто сунется ловить белого шамана, того молния и зашибет да волки догрызут, – опираясь на плечо Ксении и усаживаясь на нарты, подтвердил Архип.
– Ну-ка, горемычная, собери оружие да сбрую всю сними с коня убитого. А второго-то споймай, в хозяйстве пригодится. Да по одежке пошарь: у татар, может, что ценностное есть, не оставлять же волкам добро.
– Боюсь я мертвяков, – испуганно возразила Ксения.
– Живых бойся. А у меня от мертвяков заговор есть, опосля научу.
Остяк помог Архипу прилечь правым боком на нарты. Пока Ксения собирала сбрую и оружие, он осмотрел рану. Достал из своей котомки кожаный мешочек, палочкой зачерпнул из него массу желто-коричневого цвета и, намазав ее на тряпицу, приложил к ране. То же самое проделал и с выходной раной.
– Живица и кедровый масло. Заживет как на олене, – улыбнулся он.
– Откель русский язык знаешь? – морщась от боли, поинтересовался кузнец.
– К черемисам ходил, шкуры менял. Река Чусовой тоже ходил. Возьми живица, в пути мазать баба будет.