они на север, – продолжал кум. – Это для того, чтобы пустить погоню по ложному следу. Так или иначе, дороги уже перекрыты здесь и здесь. Маловероятно, что машина уже проскочила эти участки. Хотя как знать. Но им все равно далеко не уйти. Думаю, они сделают крюк, но скоро бросят «газик». И пешком или на попутках повернут на юг, к железной дороге. Попытаются уйти на товарняке. Пути на запад, на восток или на север у них нет. Там лесотундра, гиблые места. Единственный вариант – пробираться на юг, к железке.
Соболев даже слушать не стал, вытащил из ящика стола план зоны, развернул его.
– Кто стоял на этой вышке?
– Сержант второго года службы Балабанов.
– Взять под стражу. Даже слепой инвалид не мог проморгать, если перед самым его носом режут проволоку, пересекают предзонник, лезут через забор пять рыл. Такого ещё не было…
– Балабанов арестован. Его допрашивает в оперчасти капитан Аксаев. Балабанов расскажет все. И пойдет под трибунал.
– Какие предложения?
– Сегодня не выводить никого на работы, чтобы не ставить охрану на производственную зону. Бросить солдат на прочесывание местности вокруг колонии. Не исключено, не все беглые зэки сели в ту машину.
– Добро, – согласился Соболев. – Можешь идти. Скажи, чтобы из оперчасти принесли мне дела этих тварей.
Ткаченко встал, свернул карту и энергичной походкой, едва не чеканя шаг, вышел за дверь. Соболев остался один, затихли шаги в коридоре. Тишина, как на ночном кладбище. Слышно только, как под полом, между пустотами в перекрытиях, скребутся потревоженные человеческими шагами мыши.
Ткаченко спустился в подвальное помещение, прошел мимо охранников в дальний конец узкого сырого коридора, распахнул дверь комнаты для допросов. По ту сторону двери два солдата с автоматами, за столом посередине комнаты, под лампой друг против друга сидят капитан Аксаев и сержант Балабанов. Уже бывший сержант.
– Не вставайте, – скомандовал кум.
Остановившись у порога, Ткаченко скрестил руки на груди и, прищурившись от яркого света лампочки, стал внимательно разглядывать сержанта. Молодой парень, можно сказать, жизнь впереди, до дембеля полгода с мелочью. И что его толкнуло на такой безрассудный отчаянный шаг, почему Балаланов пособничал в групповом побеге зэков?
Ведь мог бы подстрелить хотя бы одного из них, ну, хоть того, кто полз через запретку первым. И посыпались бы на молодую голову не оплеухи, не плевки, не зуботычины, а ценные жизненные блага. Десять суток отпуска, оплаченная поездка на родину. Обнял бы там мать, трахнул свою девку, а заодно уж её подружку. А вместо этого…
Дурак, перечеркнул жирной чертой всю свою молодость, а то и всю будущую жизнь. Видимо, парню пришлись по вкусу летние комары, зимние холода, всесезонные вши, жидкая зэковская баланда, что дают по будням и макароны и почерневшая картошка по государственным праздникам. Раз так, его место здесь, по эту сторону колючей проволоки. Трибунал повесит на Балабанова