и счастье гораздо больше, чем когда-либо ранее, однако по жестокой иронии судьбы в результате у них появляется ощущение, что они вправе требовать отдачи, что и приводит к экспоненциальному росту измен и разводов. Когда-то мы изменяли, потому что от брака никто не ожидал любви и страсти. Сегодня мы изменяем, потому что брак не дает нам любви, страсти и безраздельного внимания, которые в нем обещаны.
Каждый день в своем кабинете я встречаюсь с потребителями современной идеологии брака. Они покупают продукт, приносят его домой и обнаруживают, что в упаковке недостает нескольких деталей. В связи с этим они обращаются в мастерскую, чтобы починить продукт и привести его в соответствие с фотографией на коробке. Они как должное воспринимают свои требования к отношениям – чего они хотят и чего заслуживают иметь – и расстраиваются, когда романтический идеал не совпадает с неромантической реальностью. Неудивительно, что эти утопические представления приводят к появлению растущей армии разочарованных людей.
«Мои нужды остаются неудовлетворенными». «Этот брак перестал меня устраивать». «Я на это не подписывался». На своих сеансах я часто слышу все эти жалобы. Как замечает психолог и писатель Билл Доэрти, в этих жалобах ценности консьюмеризма – «личная выгода, низкая стоимость, обладание правами и распределение рисков» – применяются к нашим романтическим связям. «Мы по-прежнему верим в обязательства, – пишет Доэрти, – однако как внутренний голос, так и окружающие твердят нам, что мы просто дураки, если в браке соглашаемся на меньшее, чем нам нужно и чем мы заслуживаем».
В нашем потребительском обществе ключом ко всему стала новизна. В продукты изначально закладывается механизм устаревания, чтобы у нас возникало желание их заменять. Отношения подвержены тем же тенденциям. Мы живем в культуре, которая постоянно сулит нам нечто лучшее, более молодое, более интересное. Поэтому теперь мы разводимся не потому, что чувствуем себя несчастными, а потому, что можем быть счастливее.
Мы стали считать немедленное удовольствие и бесконечное многообразие своей прерогативой. Предыдущие поколения учили, что жизнь предполагает жертвы. «Невозможно получить все, что хочешь». Еще полвека назад эта фраза имела смысл, но кто моложе тридцати пяти и сегодня живет по этому завету? Мы упрямо отвергаем неудовлетворенность. Неудивительно, что ограничения моногамии порой приводят к панике. В мире безграничного многообразия вариантов мы сталкиваемся с тем, что мои друзья-миллениалы называют страхом упущенных возможностей. Этот страх толкает так называемую «гедонистическую мельницу» – бесконечный поиск чего-то лучшего. Как только мы получаем желаемое, наши ожидания выходят на новый уровень, из-за чего мы не чувствуем себя более счастливыми. Культура свайпинга[3] привлекает нас бесконечными возможностями, но в то же время она сопряжена с некоторой тиранией. Знание о готовых альтернативах приводит к невыигрышным