Что они там изучали и открывали, для Саши, Лехи и Олега оставалось не то чтобы непонятным – все-таки, базовые представления о физике элементарных частиц у них имелись (многочисленные пересдачи давали о себе знать) – но как только речь заходила о чем-то таком, Кирилла моментально уносило в дебри рассуждений, для остальных друзей кажущихся чересчур сложными, путанными и абстрактными.
Саша имел довольно редкую профессию – он был мастером песочных часов. Казалось бы, кому в наше время нужен такой вид измерительного устройства? Но, вопреки стереотипам, компания, на которую Саша работал, платила неплохие деньги, а значит, определенный спрос на плавно перетекающее из одного резервуара в другой время действительно был. Когда-то, года четыре назад, когда Саша только устроился часовщиком, он имел дело с обыкновенными часами: наручными, карманными, настольными и настенными. Так продолжалось довольно долго, но потом – он, опять-таки, не помнил, когда это случилось – часы вдруг стали песочными. У Саши не было привычки доставать руководство (да и вообще кого бы то ни было) расспросами, поэтому он просто переквалифицировался в песочно-часовых дел мастера, не придав этому большого значения.
На дворе отцветал последними запоздалыми яблонями май, через пару дней уступавший место лету. Было около семи часов вечера, и Саша только что завершил свой последний перед двухнедельным отпуском рабочий день. Солнце приятно гладило по лицу, а легкий ветер аккуратно трепал волосы. Саша стоял на выходе из «Песочницы». Магазин располагался ровно посередине двадцатиминутного пути пешком от работы до дома. Вокруг спешили домой труженики и тунеядцы, притворяющиеся тружениками, чего-то куда-то везли в маленьких сумках-на-колесиках одинокие бабушки, целеустремленно шагали в светлую даль студенты с наушниками в голове. Саша обратил внимание на старика-бомжа, сидящего на тротуарном бордюре недалеко от него. Не факт, что старик был бездомным, тем более, что внешне он очень отличался от стандартного образа, возникающего при мысли о таких людях, но Саша всё равно для себя определял его именно так. На голове старик носил дреды, заплетенные из собственных седых волос. Обычно они просто свисали «в свободном полете», изредка становясь хвостом, практически невидимым анфас. Дреды очень эффектно смотрелись в сочетании с лицом мудрого голубоглазого старца из сибирской деревни, неизменным потертым синим костюмом – приталенным пиджаком и узкими брюками, носимой навыпуск рубашкой и старыми советскими кедами трехполосочного адидаса. Всё вместе составляло картину столь же странную, сколь и стильную. То, что этот человек, вроде бы, бездомный, Саша заключил потому, что несколько раз видел, как старик ночевал прямо на скамейке, разместив рядом с собой свой огромный туристический рюкзак, заполненный, впрочем, где-то наполовину. Никакими другими стереотипными атрибутами бомжей (вроде ощущаемого издалека ужасного запаха или спитого распухшего лица) этот странный старик не обладал,