убедившись, что волки не спят,
Как старые раны болят генерала.
Куда это роты в метели спешат
И тают, как те, что недавно убиты,
Неужто уже им тринадцатый год?
И смолкли в бесстрастье творцы и молитвы.
И лишь генерал свою службу несет.
Ему император с небес улыбнулся,
Как славно они воевали тогда.
А ветер на Невском во мрак отшатнулся,
И шепчет упрямо: беда, мол, беда…
Но разве они испугают героя?
В сражении было намного страшней.
Спешит он к Сенатской, ругаясь и споря.
Но что там, беснуется тень средь теней.
Стреляет, но кто? Обжигает стихия.
И пуля, как жарко, как горько, зачем?
– Скажите, он воин, герой? Кто такие.
– Он просто разбойник, рехнулся совсем.
И быстро уносят орлы генерала,
Там Зимний уныло мерцает вдали,
И тело, что там, в том бою устояло,
Бессильно, луна в полумраке горит.
Глаза императора дико печальны,
Ему оставаться в бессилье ночном.
И снежная птица уносит все тайны.
– Будь проклят, злодей, даже в мире ином.
Я сам разберусь, – Николай восклицает.
И видит, как страшно царица бледна.
И где-то над белым туманом витает
Крылатая тень, и хранит их она.
В петле задохнется злодей, обрываясь,
Но это сегодня его не спасает.
И тихо поет им метель, извиваясь,
О том, что герой их простит и поймет.
И воют, как звери, они отчего-то,
И ждет горемык в этом мраке Сибирь.
А белая птица в экстазе полета
Хранит нашу Русь – эту даль, эту ширь…
писатель Фёдор Глинка оставил словесный портрет М. А. во время боя:
Вот он, на прекрасной, прыгающей лошади, сидит свободно и весело. Лошадь оседлана богато: чепрак залит золотом, украшен орденскими звёздами. Он сам одет щегольски, в блестящем генеральском мундире; на шее кресты (и сколько крестов!), на груди звезды, на шпаге горит крупный алмаз… Средний рост, ширина в плечах, грудь высокая, холмистая, черты лица, обличающие происхождение сербское: вот приметы генерала приятной наружности, тогда ещё в средних летах.
Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти как в своём домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, ещё спокойнее раскуривал её и дружески разговаривал с солдатами… Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты и обвивал около шеи амарантовую шаль, которой концы живописно развевались по воздуху.
2
ТЕНЬ ГЕНЕРАЛА
Старик идет устало к маяку.
И оживает призрачный маяк.
И видится во мраке старику
Его кумир, он так устал и так
Далек теперь от бойни и страстей,
От женщин и собак, его пленивших,
Но он зовет непрошеных