выбило уверенность из-под ног.
– Ты перед ней как перед алтарем, а?
– Па-ап…
– Ты, стало быть, не понял? – отец был уже совсем близко, он нависал над коробкой, словно строгий досмотрщик.
– Ты не можешь так просто стереть у меня из головы маму.
– Больной, – он рванулся ко мне и схватил за грудки, – больной чудик. Может, хватит таскать сюда всякую хрень? Уж лучше журналы с голыми телками, постеры с поп-звездами… что угодно, блин, но не это…
– Я должен обязательно делать как все?
– А ты в любом случае будешь как другие. Все мы… одинаковые, только некоторые хорошо притворяются. Ты тоже откупоришь несколько лишних бутылок, поднимешь руку на бабу, будешь глотать то дерьмо, что глотают все вокруг – аль думаешь ты святой? Особенный? Этакая важность. Опарыш ты, вот кто.
Хищная улыбка на лице отца не предвещала ничего хорошего. Как же я его ненавидел! Как же…
– Ни за что не буду как ты, – процедил я сквозь зубы, невольно доведя разговор до точки кипения.
– Слушай, с людьми надо кончать, мертвые похожи на компостных червей – жрут тебя, подтачивают изнутри. Твоя мама, как хороший велосипед. Покатался, выбросил на свалку и забыл. Все мы как какие-нибудь предметы и все мы приходим в непригодность. И всех нас, стало быть, там, – он ткнул пальцем вверх, – утилизируют. Не будь эгоистом, прочувствуй масштабы.
Мою душу словно прижгли и на ней соскочил большой волдырь, шваркающий болью. Я кинулся на отца – яростный маленький таран против крупного сильного мужлана. Отец не отодвинулся ни на сантиметр, я же пролетел метра два и врезался в деревянную панель, отчего чердак жалобно заухал. Горячечный жар превратил сцену в одно размытое агрессивное пятно. Отец кричал и бил меня по щекам. Я едва заметил, когда появился первый очаг возгорания. Отец поджег зажигалкой фотографию и поднес ее к газетам, лежащим на коробке. Пламя лихо перепрыгнуло с фотографии на газеты, словно удирающая от питона мартышка.
Пламя бесновалось, ликовало. Кричал отец, вскрикивал я. И казалось, что уже кричит огонь. Кривляется и дразнит меня.
«Глупый мальчишка неудачник, маменькин сынок, слабак».
Отец забил пламя одеялом и выволок меня с чердака – огонь не успел разрастись до смертоносной опухоли.
В фильмах любят показывать эпичные спасения, счастливые семьи и тяжелые утраты, но в жизни тебя просто заменят легкомысленным романом, жвачкой или бутылкой – чаще всего всем сразу. В жизни доводят себя до упадка не из-за потерь, а потому что лишились затычки в лице тебя, которая не позволяла хаосу и несправедливости бередить вечно голодное, хоть и старательно подкармливаемое симулякром сознание.
И что плохого в том, чтобы в этом хаосе урвать парочку воспоминаний и жить ими? Моя коробка живых мертвецов против огромных помещений, куда тащат все нужное и ненужное шопоголики, пафосные коллекционеры, любители