тает диссертацию дальше. – А в каком году равноапостольный князь Владимир скончался?
– И это тоже знал, профессор, да забыл… – горестно вздыхает аспирант.
– Ну что ж… Вы не расстраивайтесь, главное… А когда Русь основана была, знаете?
– Конечно, профессор… Но тоже забыл…
– Ну что же вы так, молодой человек! – говорит профессор. – Я всю жизнь положил, чтобы этот вопрос выяснить… А вы, оказывается, знали да забыли… Вы бы, молодой человек, хоть записали бы где-нибудь…
1
Разумеется, вопрос в анекдоте поставлен некорректно – наша страна не город, не учреждение, не партия, чтобы ее можно было основать.
Не вполне корректна и профессорская реплика.
Известно немало дат, от которых можно условиться вести отсчет русской истории. Можно принять, например, в качестве точки отсчета первый век нашей эры, когда в античных источниках начинают упоминаться венеды, или четвертый век, когда начинается расселения славян в Восточной Европе, или шестой век, когда образуется союз ильменских славян.
Подойдет и 811 год, которым датируется первое упоминание о Руси («Ruzzi») в «Баварском хронографе». Можно взять и 838 год – год первого посольства русского князя (кагана) в Константинополь. Или 859 год, когда впервые упоминается Новгород Великий – столица Новгородской земли.
Или 18 июня 860 года – дата «Фотиева крещения Руси».
По свидетельству греческой хроники, «безбожных Руси лодьи» появились тогда у стен Константинополя. По приказу патриарха Фотия по стенам осажденного города пронесли ризы Богоматери. И как только эта «девственная риза была обнесена по стене, варвары принялись снимать осаду города, а мы избавились от ожидаемого плена и сподобились неожиданного спасения». Тогда и родился чрезвычайно почитаемый на Руси праздник Покрова Божией Матери. Тогда 25 июня и был заключен первый договор русов с Византией, согласно которому греки обязались выплачивать дань Руси.
Кстати, этим годом впервые упоминается в летописях и Киев.
И конечно же отсчет русской государственности можно вести и с 862 года – года легендарного призвания варягов.
«Когда во всей славянской земле встал род на род, и сделалась большая усобица, и пошли за море к варягам, к руси… Сказали руси чудь, славяне, кривичи, весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами».
И пришли варяги на Русь… «Норманнский конунг» Рюрик с дружиною сел в Ладоге, Синеус – в Белоозере, Трувор – в Изборске.
Можно продолжать перечисление далее, но и приведенного перечня дат достаточно, чтобы увидеть, что Русь родилась, возникла, когда наступил срок, и, если приглядеться внимательнее, обнаружить, что Божия Воля в появлении нашей страны явно превалирует над прочими обстоятельствами.
Поэтому-то определение точки отсчета русской истории – это не вопрос датировки, а вопрос того, что мы хотели бы получить от своей истории.
2
«Что есть история? – задавался вопросом Николай Михайлович Карамзин. И сам же отвечал на него, давая наиболее глубокую и точную формулировку смысла и содержания истории: – Память прошедшего, идея настоящего, предсказание будущего».[1]
Другой русский историк, Николай Герасимович Устроялов, прагматично сузил карамзинское понимание истории.
«Русская история, – говорил он, – в смысле науки, как основательное знание минувшей судьбы русского народа, должна объяснить постепенное развитие гражданской жизни его, от первого начала ее до настоящего времени, с тем, чтобы, разлив свет на главные условия быта общественного и раскрыв, почему они существуют так, а не иначе, указать: какие место занимает Россия в системе прочих государств, какие правила политики внутренней и внешней наиболее были сообразны с ее выгодами; какое причины, как плоды времени и обстоятельств, ускоряли или замедляли успехи ее промышленности и образованности»[2]…
Однако уже в ХХ веке понимание истории, даже только как идеи настоящего, оказалось настолько перегруженным социальными и национальными амбициями и ожиданиями, что для научной аргументации тут порою просто не оставалось места:
«И вот Русы вынули мечи и напали на греков, и отогнали их от своих морских берегов. И тогда греки привели рати, защищенные железными бронями. И была сеча велика, и вороны там граяли при виде человечины, разбросанной по полю. И ели они останки греческие, русские не трогали… И там сражались Солнце с Месяцем за землю ту. И небо сражалось за поле битвы, чтобы земля та не попала в руки еллинские, а осталась Русской»[3] …
3
Разумеется, продвижению «Велесовой книги» и процитированных нами «Русских вед» немало способствовало фельетонно-карикатурное восприятие русской истории, семьдесят лет насаждавшееся местечково-большевистскими идеологами.
Наиболее полно это отношение к русской истории воплотил ученик либерала