месиво. Ей показалось, что с ладони мужчины содрали кожу.
– Что это? – еле слышно спросила она.
– Госпожа Ульнара не позволила обработать рану после удаления клейма ее Дома, – оправдываясь, ответил лекарь. – Не переживайте, ясновельможная Эсмиль, сейчас я нанесу стоггамскую мазь, чтобы уберечь вашего раба от закипания крови, и мы продолжим.
Он достал из своего чемоданчика стеклянный сосуд с широким горлом, отвинтил крышку и зачерпнул деревянной лопаткой сероватую смесь с зелеными вкраплениями. Затем шлепнул эту мазь прямо на открытую рану и ловко размазал, заставив узника застонать сквозь плотно сжатые зубы.
– Все, моя госпожа, теперь вы можете поставить ему клеймо своего Дома.
Один из антийцев держал невольника за плечи, второй вытянул его левую руку и нажал на запястье, заставляя сомкнутые в кулак пальцы рефлекторно разжаться.
– Позвольте вашу печать, – опустив взгляд, лекарь протянул к Лирин свою паучью конечность.
– Что? – растерялась девушка. – Какую печать?
– Госпожа Эсмиль, у вас на запястье должен быть браслет с гербом вашего Дома. Это и есть печать. Дайте мне его, и я затаврю вашего раба, иначе вы не сможете забрать его домой.
Лекарь старался быть предельно корректным, но у него уже сдавали нервы. Он видел, что с клиенткой что-то не так: она явно повредилась головой и не вполне понимает, что происходит вокруг. И это произошло именно здесь, на территории Дома Нальсарин! Да еще в его дежурство! Не нужно быть слишком умным, чтобы понять, чем это грозит. Если до Старшей Матери дойдут слухи об этом инциденте, о спокойной старости можно будет забыть.
Лирин подняла руки, и струящиеся складки бирюзового шелка скатились к плечам. На ее правом запястье, среди золотых собратьев, действительно тускло поблескивал браслет из странного зеленоватого металла, похожего на потемневшую бронзу. Он был довольно широким, почти в три пальца толщиной, с изящной гравировкой в виде амаррской вязи, о которой девушка не имела ни малейшего представления. На одной из сторон крепилась овальная пластина серебристого металла. Именно она и была той самой печатью, неся на себе герб Дома Маренкеш.
Несколько мгновений Лирин разглядывала обвившую кинжал кобру с раздувшимся капюшоном и оскаленной пастью. Все детали были настолько тщательно прорисованы, что можно было даже сосчитать чешуйки на ее теле. Содрогнувшись от омерзения, девушка стянула браслет и положила его в услужливо подставленную ладонь старика. Она с детства ненавидела змей.
Лекарь смочил печать специальным раствором, разъедающим плоть, и приблизился к рабу. Лирин невольно шагнула ближе, замирая от страха и сожаления. На ее памяти не было ни единого случая, чтобы кого-то клеймили. Разве что государственных преступников и беглых солдат. Но этот несчастный не был похож ни на того, ни на другого. Хотя, откуда ей знать?
Когда серебристая пластина встретилась с человеческой плотью, разъедая ее, вверх взвился беловатый дымок, комнату наполнил запах паленой