бесприютны обе, и близки,
И нас гнетут похожие заботы.
Сегодня вдруг увиделись мы – вот и
Друг друга избавляем от тоски.
А волосы влажны над отворотом.
А женщина по имени Любовь,
Легко зажав губами сигарету,
Мне поверяет малые секреты…
И это имя не с чем рифмовать —
Ему созвучных слов на свете нету.
Ах, эти будни!.. Некогда взгрустнуть.
Но, словно б умоляя о подмоге,
Сырые листья облепляют ноги,
И дождь в слезах кидается на грудь.
Как будто знает – что там в эпилоге.
А женщина по имени Любовь
Идет с лицом, горящим как фонарик,
Сквозь переплет ветвей, изгибы арок
И дышит изумленно на любовь
В горсти, как на негаданный подарок…
О женщина по имени Любовь!..
Земфира
Остра, как нож, цыганская тоска,
Но спрятана под сумрачное веко.
Лепешку рвешь на равных два куска:
Придет иль не придет она, Алеко?
Цыганское колышется тряпье,
Кибитки уплывают из долины,
Косится и ушами конь прядет,
Мотая челкой спутанной и длинной.
Ты пьешь вино, но зелен виноград,
И терпкий привкус небо с нёбом сводит.
Она уходит – не глядит назад,
Плывут кибитки – и она уходит.
Не крикнуть! Жуй лепёшку, коль не люб!..
За ней – цыган потряхивает чубом.
В последний раз блеснут на солнце зубы —
Она монету пробует на зуб.
Николай Сундеев
Воспоминание о землетрясеньи
Я помню: тряхнуло —
и резко в сознанье вошли
утробные гулы
забившейся в муках земли.
Вспухала от гнева
она, недвижима дотоль,
пыталась из чрева
жестокую вытолкнуть боль.
Шли по небу тучи,
качались дома в темноте,
толкался растущий
ребенок в твоем животе,
И почва упруго
ходила вблизи и вдали,
но ты без испуга
смотрела на схватки земли.
Нет света в доме
Нам хорошо вдвоем,
и мы с судьбой не спорим,
хоть чай, что молча пьем,
при свете свечки черен.
Но длится темный час,
и мнится отчего то,
что этот мрак у нас
задержится на годы.
Останется в судьбе,
как тягостный осадок,
чтобы во мне, в тебе
оставить отпечаток.
Скорей бы вспыхнул свет,
неся конец печалям…
Да только —света нет.
Сидим за черным чаем.
«От новостей не взвидев света…»
От новостей не взвидев света,
ты вся, как нерв, напряжена,
и повторяешь только это:
«Какая страшная страна…»
Все обострилось до предела,
до помрачения ума.
От толп, ревущих оголтело,
дрожит