девочке устроиться на новом месте. Это все, что она может.
Вэнс смотрел на что-то за окном, и брови у него были сведены к переносице.
Джулия как раз закончила выводить названия десертов, которые были в сегодняшнем меню: торт из шоколадных батончиков «Милки Вэй», торт с орехами пекан, «сигары» с лимонным кремом и миндальное печенье с ванилью и пряностями, – поэтому отложила доску и обернулась посмотреть, что это так сильно заинтересовало Вэнса.
Но тут звякнул дверной колокольчик, и в зал вплыла Беверли Дейл, бывшая мачеха Джулии.
Хорошо хоть не Сойер.
Впрочем, это было немногим лучше.
– Джулия! – воскликнула Беверли, просеменив к стойке в своих белых туфельках на каблуках-рюмочках. – Сто лет тебя не видела! Я все пытаюсь застать тебя здесь, но я ведь не такая ранняя пташка, как ты, знаешь ведь. Вчера вечером я сказала себе: «Беверли, завтра ты встаешь по будильнику и идешь в ресторан, чтобы повидаться с Джулией». И вот она я!
– Поздравляю, – буркнула Джулия.
К счастью, их разделяла барная стойка и Беверли не могла броситься к ней с объятиями. Ее бывшая мачеха так обильно поливалась духами, что запах вполне мог сшибить с ног даже слона.
– Я вижу, ты по-прежнему носишь одежду с длинными рукавами, – покачала головой Беверли. – Бог ты мой! Не представляю, как ты до сих пор не спарилась в такую-то жарищу.
– Это хлопок. В нем не так уж и жарко.
Джулия натянула рукава еще ниже и зажала манжеты в кулаках.
– Я тебя понимаю. Женщину шрамы не красят. – Беверли перегнулась через стойку и прошептала: – У меня у самой вот здесь, на лбу, есть небольшой шрамик, и я не хочу, чтобы его кто-нибудь видел. Поэтому я каждый раз и прошу Ивонну, мою парикмахершу, так укладывать челку.
Джулия с улыбкой кивнула, дожидаясь, когда ее бывшая мачеха наконец перейдет к цели своего появления.
Когда отец привел в дом Беверли, Джулии было двенадцать. Он тогда сказал дочери, что подумал – в доме нельзя без женщины, она ведь растет, нужно, чтобы было с кем поговорить о всяких женских делах, – как будто все это затевалось исключительно ради нее. Поначалу Беверли окружала девочку неусыпной заботой. Джулия была совсем крошкой, когда умерла ее мать, и поначалу ей даже казалось, что они втроем очень славно заживут. Потом Беверли и отец Джулии поженились, и порядки в доме мгновенно переменились. Отцовское внимание неизменно доставалось тому, кто активнее всего его требовал, и этой персоной была Беверли. Сколько бы Джулия ни дулась и ни закатывала истерики, а в более старшем возрасте ни красилась в ядерно-розовый цвет и ни резала себе руки, ей не под силу было тягаться с Беверли – обольстительной Беверли с ее взбитыми блондинистыми волосами, декольтированными блузками и неизменными туфлями на шпильке, которые та носила даже с шортами. Она окружала отца заботой: готовила ему еду, раскуривала сигареты, массировала плечи, когда он сидел перед телевизором. Однако едва стоило ему сказать ей хоть слово поперек, как он в мгновение ока лишался всех этих милостей, и Джулии больно было видеть, как