пауза, которая, впрочем, меня не утомляла, мне нравилось разглядывать лицо женщины: глаза, брови, губы…
– Точно не будешь писун показывать? – наконец произнесла она с какой-то еле уловимой мольбой, неведомой мне.
– А вы этого хотите? – усмехнулся я.
– Нет.
2
…Наде было около сорока. Она была мать-одиночка с сыном-инвалидом, прикованным к креслу-каталки. Нигде не работала, так как ухаживала за мальчиком. Жили они на пособие. Где-то примерно год назад, до того, как я увидел на чате, уставшая от одиночества, она впервые решила зарегистрироваться в социальных сетях всемирной паутины. Подруги настояли, мол, много одиноких мужчин и… вполне возможно найти девушку даже сыну. Парню было тогда уже семнадцать, переходный возраст давал о себе знать, он несколько раз пробовал резать вены. Надя боялась за него, и понимая, что все потуги свести счеты с жизнью из-за отсутствие внимания сверстников, особенно девочек, гадала как помочь ему. Порой в голову приходили странные идеи о сексе с Павликом, так звали подростка, но это был крайний вариант. А пока… В общем, интернет был реальным способом уладить проблемы с одиночеством, найти счастье и себе и сыну.
"Одноклассники", "Вконтакте", "Мой мир"… все закружилось между готовкой, уборкой, стиркой, мытьем голого, уже развитого парня, когда и мать и сын смущались от случайной эрекции… Надя, у которой много лет не было секса очень возбуждалась сама, но терпела. Старалась в такие минуты выйти, чтобы дать время Павлику и себе…Когда Павлик засыпал, ночью Надя блуждала по сайтам, писала сама первая мужчинам и девушкам пятнадцати-семнадцати лет. Переписок завязалось много, но она не чувствовала, что какие-то отношения могут перейти во что-то серьезное. Они жили в глубинки, в деревне. А расстояние – жестокий тест для ожидания и намерений. Увы, долго никто из претендентов на тело Нади и… хотелось бы и сердце, никто не проходил. Девчонки же быстро прекращали общения, не стесняясь назвать её "странной озабоченной тёткой". Прошло несколько месяцев, прежде чем Надя почувствовала, что надежда на встречу реальность.
Его звали Жора, ему было сорок пять и он был заключенным, которому оставалось сидеть еще полгода. Надю покорила его прямота: он ни кривил душой, ни вилял, а прямо рассказал, что пишет с зоны, что сидит за убийство, что есть пристрастие к алкоголю, с которой сейчас борется. Его сообщения на "ОК" были откровенны, без лести и фальши, он писал о жизни как философ. Через месяц общения они оба приняли решения, что освободившись он приедет к ней. Подруги стали называть ее "наивной дурой", узнав, что Жора уже четырнадцать лет за решеткой, рисовали всяческие ужасы, какие творятся у них там. На зоне привыкают без женщин, – говорили они, – и от взаимной мастурбации и минета до гомосексуализма… а у тебя сын подросток… Надя только смеялась им в лицо, они не читали его писем, где столько духовности и чистоты…
Освобождение немного затянулось. К Нади Жора приехал за полтора месяца до нашего с ней полуночного сидения на mail.ru. Надя к приезду готовилась как к празднику, почти все сбережения на книжке потратила. Накрыла на стол и купила новое