взять что-нибудь почитать, – кивнула Эстель на ряды книжных полок, и я покорно последовал к ним.
Я бесцельно бродил вдоль стеллажей, блуждая взглядом по корешкам книг, пока мне на глаза не попался толстый том в зелёном тканевом переплете. «Собор парижской Богоматери».
Тот самый, что был напротив дома Эстель?
Я вытащил книгу, раскрыл ее, начал читать… и пропал. Не знаю, сколько времени прошло, но очнулся я только когда до меня донёсся встревоженный голос Эстель:
– Киаран?
– М-м-м? – промычал я вопросительно, не отрываясь от книги.
Эстель появилась рядом со мной, и я услышал вздох облегчения, вырвавшийся у нее из груди. Неужели она думала, что я исчез?
– Что ты тут делаешь? – Она посмотрела на книгу в моих руках, подошла ближе и заглянула в нее. – Гюго? Хороший выбор.
– Если бы ты была на месте Эсмеральды, кого из трёх мужчин выбрала бы? – спросил я неожиданно сам для себя.
Она задумалась.
– Наверное, Квазимодо.
– Почему?
– Потому что он единственный был готов отдать за нее жизнь. – Наши взгляды встретились, и я вдруг понял все, о чем она умолчала. Думать о том, что она верит мне, верит в меня, было больно. И еще больнее – представлять, как отнесется Эстель к тому, что ей уготовано в дальнейшем. Независимо от того, рада она будет или нет стать избранницей князя, мне легче не станет. Я совершил ошибку, согласившись приблизиться к ней, делить с ней её дом и пищу, делить на двоих каждый день и час. Я впустил ее слишком глубоко внутрь себя, и она, словно неприхотливое растеньице, пустила корни там, где раньше была только выжженная земля. И как теперь вырвать ее из своей души – я не знал.
Мне не следовало всего этого допускать, но я не смог противиться простому желанию чувствовать себя живым. Рядом с Эстель возрождались все давно забытые чувства, она была той, кто снова научил меня смеяться. Но за смех всегда приходится платить слезами. Таков закон жизни. И я чувствовал – мое время платить по счетам неминуемо приближается.
– А мне ближе Фролло, – сказал я, нарушая воцарившееся между нами молчание.
– Почему? – спросила в свою очередь она.
– Потому что он любил Эсмеральду не меньше, но оказался заложником собственных нерушимых клятв.
«Как и я».
– Его любовь обречена изначально, потому что он отдал себя Богу. И мучается, не в силах отказаться ни от него, ни от женщины, которую любит до одержимости.
Пойми меня, Эстель. Пойми, что я хочу тебе сказать.
Тихие, удаляющиеся шаги отозвались эхом в моей внезапно опустевшей голове. И только в груди что-то отчаянно, надрывно билось, желая выскочить наружу. Я вдруг понял, что это мое собственное сердце.
Плеснув в лицо пригоршню ледяной воды, я оперлась о раковину обеими руками и взглянула в зеркало. Я была взволнована, так сильно, что по телу моему проходили волны дрожи. За несколько дней испытала столько всего, сколько не ощущала за последние три года. Будто тщательно сдерживаемые чувства прорвали плотину, и теперь погрузили меня в тот омут, утопая в котором,