в самой русской жизни.
Хочется понять и разглядеть этот механизм пушкинской духовной структуры, которая повлияла на всех нас разом – людей, говорящих и думающих на русском языке, – и тогда влияло и влияет теперь – от Николая Первого до моего трехлетнего внука, который упоенно слушает пушкинские сказки, покачивая головой в такт ритму и рифмам пушкинских строк: «… златая цепь на дубе том, и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом».
И еще одно. За три года до смерти Пушкина, в 1834 году, Гоголь воскликнул о нем, как о русском человеке, который явится нам через 200 лет. Срок уже почти осязаем, но безусловно, что мы всё также далеки от Пушкина как некоего идеала русского человека. Как же так можно! – воскликнет здесь читатель, вы ведь еще ничего не описали, не проанализировали, не доказали, а суждение уже есть. Да, то-то и оно, что некоторые вещи, связанные с Пушкиным, очевидны еще до доказательств, априорно. Но от этого ничуть не теряет своей человеческой и научной занимательности задача – понять, что же такого создал в себе поэт, что мы считаем его мерилом и вершиной возможностей русского человека.
Автор не может, по вечной привычке филолога, не прибавить к этому выражению, что о русском он судит не по чистоте крови[1] и незапятнанному генеалогическому древу (сам Пушкин не особенно укладывается в эти мерки), но по ментально-культурной идентичности, о коей автор книги сам написал несколько статей, и не преминет в своем месте на них сослаться. Русское значительно шире по своему культурному составу, чем этническое. В современную эпоху, когда наблюдается известного рода возврат к национальному, несмотря на все прелести глобального переустройства мира, такая рефлексия русского становится и определенного рода задачей по исполнению предсказанного Гоголем пророчества в области человеко-строительства в связи с приближающимся сроком.
А имея в виду известную русскую привычку напрягать силы и проникать в какие-то запредельные миры уже «на флажке», когда и сроки все кончаются, и времени не остается, то мы сейчас и вступаем в период, призванный откорректировать наше собственное поведение и облик, психологические стереотипы, интеллектуальные формулы и все прочее, чтобы хотя бы немного сократить дистанцию между нами и Пушкиным, который существовал с нами вчера и существует «сегодня», и так на протяжении почти 200 лет.
Говоря о такой грандиозной личности как фигура Пушкина, мы не должны забывать его как реального человека (в противовес его явлению как неотъемлемой части национальной мифологии), частного субъекта со своими предубеждениями, привычками, хандрой, страстями, болями, склонностью к фатализму, верящего в судьбу и приметы, неуемного в веселье, верного товарища, замечательного отца и мужа, – любой исследователь, размышляя об этом, взваливает на себя задачу невероятной сложности, так как все это вошло в состав лирики поэта, в его другие тексты, и вычленить их них просто Пушкина практически