врача, заверение в моей поддержке и утверждение того, что неизлечимых болезней не бывает. Понятно, что я не мог не зацепиться за это, как цепляется утопающий за соломинку. Но самое главное, что я был очарован ею, поскольку впервые встретил женщину не только приятную мне, но и с мировосприятием подобным моему.
Сразу понимал и то, что возможен негативный вариант развития наших отношений, поскольку быстро терял физические силы и мог стать обузой для всех. Собственно так и случилось. Вначале имел место с ее стороны, кроме симпатии ко мне и очевидный прагматизм или по-другому свои нюансы. Были у нее финансовые сложности. Выяснилось это только в процессе совместной жизни. Прошло время, болезнь брала свое. Когда разрешились ее проблемы, отношение ко мне поменялось, но уйти друг от друга нам не удалось, несмотря на то, что я действительно превратился в обузу для всех. Частичная духовная совместимость, которая была между нами, оказалась для любви исключительно важным элементом. Остались и чувства, может на уровне тления головешки и может только у меня. Слава Богу и за это, в таком возрасте костров, пожалуй, уже и не бывает. Правда, пишу я, как и обещал, искренне, от сердца и это мое восприятие. На самом деле такую жизненную ситуацию куда лучше меня описал Шекспир.
Мои глаза в тебя не влюблены, —
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами несогласно.
А вот еще одна мысль о любви, мне очень симпатичная и понятная, ее высказал философ Григорий Померанц, которого я считаю гением любви к женщине: «Настоящая любовь немыслима без внутренней зрелости, может быть, ранней, но зрелости. Способность к истинной любви созревает медленно, слишком медленно».
К понятию любви к женщине он добавляет два очень важных слова – «настоящая» и «истинная». Мне кажется, гармония любви возможна только при их выполнении. Кстати сам Померанц созрел для истинной любви только в 38 лет, в результате прожил два брака во взаимной любви, причем, во втором пятьдесят лет с известным поэтом Зинаидой Миркиной, в исключительной любви и гармонии.
Он так гениально писал о любви, что невозможно удержаться от цитирования: «Опыт любви и опыт бесконечности – братья. Не открывшись бесконечности, нельзя до конца отдаться любви. Я не о влюбленности говорю; я о на-всю-жизнь любви. Поэтому любовь пугает…. Церковный обряд, которым в старину скрепляли брак, – это, в конце концов, отсылка на глубину, прикосновение бесконечного к конечному. Но кто сегодня относится всерьез к символам бесконечности, кто действительно видит в них таинство? Или – кто способен безо всяких символов и обрядов тянуться к глубине? Чувство глубины почти атрофировалось. Это что-то вроде новой болезни, разрушающей иммунитет культуры; только вирус не физический, а духовный: потеря благоговения. Что остается, если нет благоговения к любви? Только волны быстротекущей жизни».
Как