солнце, под старыми мельничными колёсами журчала вода, и я, наконец, выдохнула с облегчением.
Были здесь и более современные механизмы с какими-то трубами, шестернями и валами, так что порой возникало ощущение, что очутился внутри огромных часов. Меня очаровала самая большая из старых деревянных мельниц – своим размеренным ходом и уютным поскрипыванием она напомнила мне светлые детские сказки, в которых всегда обретаешь счастье, что бы ни происходило.
***
А потом мы попали в залы, по которым можно изучать физику – сообщающиеся сосуды, всевозможные маятники, оптические фокусы… Никогда у меня не было склонности к точным наукам, но физику я любила за её конкретность и приближенность к жизни. И до сих пор я помню нашего преподавателя – прекрасного Владимира Владимировича Сперантова – улыбчивого и тёплого, с живым взглядом. Ему было за семьдесят, когда он преподавал у нас. Мне казалось, что он пришёл к нам прямиком из XIX века, настолько он был с нами по-рыцарски галантен, уважительно называл нас, двенадцатилетних школьников, на «Вы», и всегда отвечал на все вопросы, включая самые смешные. А мне тогда действительно очень хотелось узнавать о том, как всё устроено в мире, и каждый урок я спрашивала: «А как тяжёлый самолёт держится в воздухе и не падает?», «А почему нельзя прыгнуть с балкона с зонтиком как с парашютом?», «Как работает центробежная сила?», «Как возникают миражи в пустыне?». А мои одноклассники в это время были одержимы идеей вечного двигателя и каждый раз придумывали варианты как его создать. И Владимир Владимирович всегда воспринимал нас всерьёз, обсуждал с нами мои вопросы и гипотезы мальчиков и старался сухую теорию объяснять на пальцах и живых примерах.
А однажды он устроил нам праздник – взял наш класс с собой в университет недалеко от станции метро Спортивная (где он тоже преподавал), чтобы показать вживую разные физические явления – например, броуновское движение или опыты с вакуумом. Помню, как мы смотрели, затаив дыхание. И самым ценным были не только эти эксперименты, но то, как В.В. стремился «заразить» нас своей увлечённостью.
Притом, что всю жизнь он посвятил именно физике, Владимир Владимирович оказался разносторонним человеком: моё восхищение достигло поистине космических высот, когда я узнала, что в свободное время он играет на пианино и рисует картины. «Чего и вам советую, – доброжелательно прибавил он. – Очень развивает правое полушарие. И в целом искусство – прекрасная и незаменимая вещь».
***
Проведя в Немецком музее полдня, мы с Викой поняли, что так вот, с наскока, нам его не покорить – мы успели увидеть только четверть экспозиции.
– Давай посмотрим ещё один зал, какой-нибудь самый интересный, и на этом закончим, – предлагает Вика.
– Мне подходит, – соглашаюсь я, чувствуя, что изрядно устала и проголодалась.
Мы единодушно выбрали космонавтику и не прогадали.
В полутёмных