в моих ушах часто стучит мое сердце. В ушах, в голове, где-то глубоко внутри меня самого. Гонит сгустившуюся, как сгущенное молоко, как густой мед или патоку мою кровь. По жилам, полупустым жилам. По сосудам, в которых уже почти нет ни воды, ни лимфы, ни крови. Гонит медленно, неотвратимо подгоняя меня в поисках влаги, любой жидкости, любой воды. Если ее и нельзя пить, то ее можно хотя бы намазать на одежду и тем самым дать небольшой отдых потовым железам, не так давно испарявшим влагу с моего тела, а теперь тоже работающим вхолостую за отсутствием этой влаги.
Поражает то, что, не смотря на такую сушь, глаза продолжают видеть. Ведь от такого безводного состояния роговица и хрусталик давно должны были помутнеть, высохнуть, потрескаться, – тем самым довершить разрушение организма и довести меня до полной беспомощности. Лежать тогда и просто выть охрипшим горлом, пытаясь выдавить из высохших слезных желез хоть какой-то влаги для глаз, для зрения, для дальнейшего пути.
Слезу уже давно забила пыль.
В груди шершавый шелест каждый вдох.
На завтрак горькая трава полынь,
А вместо ужина – храни вас Бог!
Но глаза видят, хотя и мутно. И хорошо, что могут видеть. Видеть этот песок, этот путь по барханам, это яркое солнце. СОЛНЦЕ… Источник жизни на Земле, – и источник моей погибели в скором времени. Словно дуга электросварки светит в лицо, – светит, просто выжигая всё вокруг не хуже такой электросварки. Многократно облезшие нос, щеки, скулы обтянуты просто потрескавшимися в лохмотьях остатками пересушенной кожи. Сухими и горячими на ощупь… Наверно, горячими, – потому что кожа ладоней, которыми я прикасаюсь к лицу, уже ничего не чувствует, а только шуршит: сухая кожа по сухой коже.
Попытки спрятать лицо под поля армейской панамы ничего не дают. Солнце продолжает светить в лицо отраженным от песка светом, точно так же ослепляющим своим сиянием, испепеляющим своим жаром. Чуть менее испепеляющим и ослепляющим, – но таким же нестерпимым. Идея завязать лицо тряпками от иссушающего и выжигающего солнца хороша сама по себе, но сильно затрудняет дыхание раскалённым сухим воздухом, разреженным, очень бедным кислородом. Или мне кажется, что кислорода так мало из-за высушенных легких и сгустившейся крови в сосудах. Горячий воздух поднимается вверх, как струи от костра, меняющие прозрачность и преломление света – привычных свойств воздуха.
Лишь колючки вокруг да сухая трава,
Море пыли и море песка.
В след повернута ящерицы голова,
Да преследует молча тоска.
В голове – словно пыльный туман, сухое марево… Головокружение, слабость, легкая дрожь во всех мышцах. Нет, когда я поднимаю и подношу руку к глазам, то дрожи в руке нет, но ощущение внутренней дрожи продолжается уже непрерывно. Головокружение преследует постоянно, – стоя, сидя, лежа. Но особенно усиливается, когда я поднимаюсь, сажусь из положения лежа, встаю на ноги. Вот тогда есть реальная