кто?
Тут баба Зина заговорила о глобальном поглупении молодежи – мол, что никто никого не слышит и скоро все провалится к чертям, – и Никита понял, что разговор про легенду они завершили. Жаль. Никаких сомнений – мужчина в странном костюме на самом деле спустился с третьего этажа и недовольно на него посмотрел. А чего смотрел, что хотел сказать? Никита потом поднимался по ступенькам, делал там фотографии. Ничего не нашел. И если это призрак… Если он пришел за ним… Нет-нет, Никита не стал дальше думать – все это было неприятно и даже страшно.
Снимая джинсы, выронил телефон. Аппарат ударился, засветился экран. Мама звонит? Нет. Открылся файл с фотографиями. Кирпичные стены, кусты, размытые лица.
Никита водил пальцем по экрану, заставляя картинки сменяться быстрее. Мелькнуло странное. Вернулся. Сгоревший дом. Печки. Тянутся вверх трубы. Одинокая кастрюля. Вьется дымок.
Увеличил кадр. Дымок. А это что? Похоже на поднятую руку. Кто-то стоял за печкой в тот момент, когда Никита сделал кадр. Шел мимо?
Тревога колотнулась внутри. Никто тогда мимо не шел. Он бродил среди головешек, мелкая стояла в стороне. Илья еще не подъехал. Никита бы заметил человека. Но он его не видел.
Никита пролистал оставшиеся фотографии. Ничего. Хмурый Паша, у Ильи челка закрывает глаза, насупленный красный. Развалины. Самые обыкновенные развалины.
– А ты, значит, на комбинат ходил? – начал вечернюю беседу за ужином дядя Толя. – И как тебе, старик, здешние места?
– Красиво. – Поджаренная картошка на вилке хрустела, хотелось ее есть, а не разговаривать.
– Ты прав, места потрясающие. Комбинат когда-то был мощный. При финнах он еще больше бумаги выдавал, чем в наши лучшие дни! Вот ты тут освоишься, оглядишься, и мы с тобой на Щучье озеро сходим. Великолепное место, старик, с прозрачнейшей водой. А рыбалка какая! Финны знали, где дома строить. Вот ты ехал, видел вокруг поля – трава одна. А ведь раньше там усадьбы стояли, по-фински – хутора. В каждом жила семья, вели свое хозяйство. Друг друга могли месяцами не видеть. Заметил: поле, поле – и вдруг деревья? – Никита кивал. Деревья его не волновали. Он думал о другом. – Так вот деревья – это остатки садов, которые были около хуторов. Туда до сих пор за яблоками ходят да за ягодами. Какие-то странные сорта у финнов были. Столько лет, а все не вырождаются.
– Давай еще и ты детские сказки вспомни! – проворчала баба Зина, роняя вилку на тарелку. Вилка возмущенно звякнула. – Что все здесь заколдовано и ждет не дождется, когда настоящие хозяева придут. Для них и сохраняется.
– Для кого что сохраняется – не знаю, – бодро отозвался дядя Толя. – А вот есть настоящие истории, задокументированные, так сказать. После того как финнов выгнали, некоторые возвращались в дома, чтобы хозяйства свои проверить.
Баба Зина фыркнула. Никита положил себе на тарелку еще картошки.
– На самом деле было. Стали в доме новые хозяева жить. И вдруг дед древний приходит. Говорит, что дом этот его, что он перед войной пол перестелил, а две половицы сменить не успел. И что