от первого в груди больно, от второго – в голове… Бабушка пообещала Сашеньке, что больше она в тот интернат не вернется, а будет ходить в деревенскую школу – правда, это три километра пешком через поля, но все же лучше, чем чтобы опять избили. Интернатских девчонок никто не ругал, сказали только: «Что делать, городских у нас не любят»… А вот мама ни разу не приехала, но это понятно: у нее теперь дядя Сеня – лежачий больной. По ее, Сашенькиной вине… Не лезла бы не в свое дело, не подглядывала, не подслушивала, не доносила на родителей в милицию… А так – сама виновата… Бабушка сказала, что теперь неизвестно, когда мама ее назад заберет. Да и год в школе пропустила: теперь ведь опять придется идти в пятый.
По маме Сашенька очень скучает и – что греха таить – частенько плачет по ночам: даже однажды сбежала в Петербург (на автобусе, по старой памяти), чтоб хоть издали ее увидеть. Но опоздала: мама уже ушла на работу, и сколько ни стояла Сашенька под мокрым козырьком противоположного подъезда – а так мамы и не увидела. А придет с работы ведь не раньше одиннадцати… Столько было не прождать, домой к бабушке тогда бы Сашенька вернуться не успела… И вот теперь, летом, она все ждет, что вдруг мама выкроит полдня и сама приедет навестить – и ее, Сашеньку, и бабушку с дедушкой… Но мама не едет – наверное, Семену Евгеньевичу совсем плохо…
Целыми днями Сашенька ходит одна по окрестным болотистым лесам и унылым полям – но этим летом представляет рядом не каких-то глупых возлюбленных, а только маму, и неустанно ей все кругом показывает: видишь, это мое любимое дерево с дуплом, а здесь будь осторожней, не споткнись о корень… хочешь бутерброд? И мама отвечает, что очень ее любит и скоро заберет обратно – вот пусть только Семен Евгеньевич выздоровеет.
Еще Сашенька ждет, не вернется ли Незабудка. Бабушка с дедушкой рассказали, что, как только Сашеньку отправили в интернат, она убежала куда-то, и с тех пор ее не видели. Сашенька не знает, что бабушка солгала ей: на самом деле, Незабудку в первый же день растерзали насмерть местные коты – ведь она была кастрирована, не пахла ни котом, ни кошкой и, к тому же, возраста совсем преклонного… Непонятных чужаков не принимают не только люди, но и животные тоже. Сашеньку не захотели травмировать лишний раз: ребенок подождет-подождет – и забудет: у детей ведь память короткая… Пусть девочка будет счастлива.
Сашенька недавно переписывалась с Софьей – так, понемножку. Переписывалась по-настоящему, на бумаге, ведь у той тоже нет компьютера. Софья ненавязчиво рассказывала ей все, что девочка могла понять, о православной вере и учила, как готовиться к исповеди и причастию. Она даже прислала ей заказным письмом тонюсенькую брошюрку под названием: «Исповедь отроковицы». Следовало честно ответить самой себе на все вопросы, задававшиеся там, – а потом рассказать обо всем священнику. «Не случалось ли тебе проводить время в пустых мечтаниях? – строго спрашивалось в книжке. – Не пренебрегала ли ты занятиями рукоделием