купец он, а разбойник, – сказал офицер с ударением на последнем слове.
– Разбойник! – всплеснув руками, загалдели собравшееся мужички.
– Да, душегубец, – повторил полицейский.
– Вот так штука! – почёсывая затылок, произнёс дворник.
Офицер, пока запрягали лошадей, сел перекусить, а затем отправился дальше, стараясь настигнуть преследуемых им злодеев. На последней станции он не застал их только на двенадцать часов и был уверен, что найдёт их в Тагильском заводе. Дворник, у которого останавливался Чуркин, пересказал ему всё досконально, что говорил постоялец.
– А не сказал он, где живёт в заводе?
– Нет, об этом я его не спрашивал, да и о лавке, где её откроет, умолчал.
– Всё это он вздор городил; для отвода глаз только купцом назывался, заметил полицейский. – Уж как он ни хитёр, а я его поймаю, – прибавил он.
– Дай-то Бог! Таких людей надо изводить, хуже пса всякого этот народец, – глубокомысленно протянул дворник.
– Ваше благородие, лошади поданы! – доложил ямщик.
– Сейчас выхожу, ступай, садись.
– Счастливого пути, баринушка, – кланяясь чуть не в пояс, сказал дворник, подавая гостю тёплую шинель.
– Спасибо, голубчик, – застёгивая пуговицы, ответил ему тот и добавил: сочти-ка, сколько с меня за беспокойство приходится?
– Плёвое дело, об этом толковать не стоит; на обратном пути побываете у меня и заплатите.
– Ну, ладно, – буркнул полицейский, вышел на улицу, ввалился в саночки и покатил путём-дорогою догонять разбойников.
А догнать их ему было не легко, да и невозможно.
В сумерках, подъезжая к Тагильскому заведу, путь в которому лежал лесом, отверженцы мира сего услыхали неистовый крик человека, переглянулись между собою и начали оглядываться. Не видя никого, Чуркин спросил у своего кучера:
– Где это кричат?
– Впереди, атаман; подъедем, так увидим, – ответил тот.
И на самом деле, проскакав саженей сто, они услыхали крик ещё ближе. Осип придержал лошадей; Чуркин вышел из саней; взял в руку револьвер, взвёл курок и, обратившись к каторжнику, произнёс:
– Уж не засада ли какая здесь?
– Все может быть; а что?
– Надо поглядеть.
– Смотри, атаман, не нарвись на ватагу, задушат.
– Ну, это как ещё придётся, – сделав несколько шагов вперёд и, поправив на голове шапочку, сказал Чуркин.
– Однако, я тебя одного не пущу; погибать, так уж вместе.
– А лошадей куда девать?
– А я заверну вожжи на оглоблю, они и будут стоять; а то на одном месте вертись сколько угодно, далеко они не уйдут.
Разбойник согласился с доводами друга-каторжника, который, приготовив на всякий случай кистень, пошёл в сторону дороги за своим вожатым.
Присматриваясь вдаль, они увидали стоявшего у вековой сосны в вытянутом положении высокого, оборванного, средних лет мужчину, красивой наружности, который, заметив их, ещё более усилил свой крик.
– Отцы