силой вырвали девочку из рук родителей и унесли ее. Абраму удалось разузнать, что предполагаемое крещение совершила молодая католичка, которая несколько дней проработала у них в доме. Никакие протесты родственников – они обращались к архиепископу, к герцогу Моденскому и даже в саму Священную канцелярию инквизиции в Риме – не помогли. Памелу поместили в местную Casa dei Catecumeni – “Дом катехуменов (оглашенных)” (так назывались специальные церковные заведения, учрежденные в XVI веке для обращения в истинную веру иудеев и других “нехристей”), и родителям запретили видеться с дочерью до тех пор, пока она не повзрослеет.[41]
Момоло наверняка знал и о другом случае в Реджо, хотя пока еще не сознавал зловещего сходства той истории со своей собственной. Однажды, в ноябре 1814 года, губернатор Реджо приказал отобрать у родителей-евреев семилетнюю девочку Сапорину де Анджели. Через несколько дней после того, как полиция забрала ребенка, еврейская община Реджо помогла убитому горем отцу отправить прошение губернатору области. Оно начиналось так: “Абрам – бедный, но честный человек, ревностно соблюдающий закон Моисеев, но при этом почитающий все законы, проповедуемые в христианстве. Провидение ниспослало ему семерых детей, старшему из которых еще не исполнилось десяти лет. Однако под крышей его дома втайне плелись козни, которые ввергли его в отчаяние и слезы”.
“Злодеем” в этой семейной трагедии, как и в истории с Памелой Марони, разыгравшейся в том же городе спустя три десятилетия, оказалась неграмотная молодая католичка: “Рассказывают, что какая-то женщина из низших сословий (чье имя и чьи правила нравственности неизвестны несчастному отцу) заявляет, будто некогда в прошлом, при обстоятельствах, которые сама помнит лишь смутно, она тайно крестила его дочь Сапорину. И одних ее слов оказалось достаточно для того, чтобы к ним дом явилась полиция, вырвала дочь из рук плачущей матери и отправила ее в Дом оглашенных”.
Женщина, о которой шла речь, раньше работала в семье Абрама. Она утверждала, что крестила девочку уже давно, когда та была младенцем. Она говорила, что совершила этот обряд, потому что ребенок болел и ей было страшно: что станет с душой девочки, если та умрет некрещеной? Все протесты родителей Сапорины оказались напрасны. Более того: те депутаты от еврейской общины, которые взялись помогать им, получили суровую отповедь от секретаря герцога Моденского за то, что вмешиваются в чужие дела.[42]
Изъятие еврейских детей из семей в Италии XIX века было отнюдь не отмирающим пережитком темной поры Контрреформации, а самым обыденным делом. Подобные случаи так участились, что в октябре 1851 года, когда Эдгардо было несколько недель от роду, предводители еврейских общин из Реджо и Модены составили совместную петицию и подали ее Франческо V, герцогу Моденскому. Их прошение начиналось с традиционного выражения верности и признательности, однако далее его податели призывали герцога сделать что-то с тем “крайне тяжким злодейством, которое