Заморок. Алла Хемлин

сказала, что Мария.

      Вера Марецкая меня заверила:

      – Мария, мы с буфета себе сюда ничего не носим. Вы должны понимать, что это кабинет товарища Осипова. Вы это понимаете?

      Я хотела сказать, что товарищ Осипов обещал мне про меня заботиться больше большего, что я лишнее всегда не прошу, что прошу посуду с буфета, а не я не знаю что.

      Вера Марецкая мне не дала и зубы расцепить:

      – Вы идите! Идите! Нам тут некогда!

      Я – раз! – и повернулась назад.

      Я шла, а в голове у меня было учителькино гадство. “Мы не носим… мы с буфета… нам тут некогда…” Зараза! И как это она себя слепила с Александром Ивановичем! Я не потому, что, как у женщин бывает, ревность. Первое, она старая-старая, старей женсовета. Была б Марецкая молодая, я б тогда, конечно. Мне стало обидно как человеку. Еще и книжка.

      Я решила, что Марецкая скажет Александру Ивановичу, что, товарищ Осипов, что в эту секундочку одна дурная приходила с ведром, что надо, товарищ Осипов, нам в буфет приказать, чтоб больше не присылали, что главное, товарищ Осипов, одна дурная книжку держит тоже. Скажет, что вы, товарищ Осипов, себе такое видите? Что это ж страх, товарищ Осипов! Что до чего ж бывают дурные, товарищ Осипов!

      Ага.

      В буфете Степан Федорович и Катерина пили с стаканов. Может, пили чай, может, компот. Я в чужие стаканы своими глазами не лазила. Люди пообедали себе хорошо и теперь запивают. Пускай. На столе поставленные тарелки под первое, а видно, что там было и второе наложено. Я не потому, что мне жалко. А почему мне не предложили? Что судомойку не позвали, я на такое не удивилась. А меня ж могли позвать, потому что я называюсь “подавальщица”, считай, официантка.