от мысли: зачем он тогда себя не убил?.. Он с мучением задавал себе этот вопрос».
Зачем ты тогда не позволил мне
броситься!
С размаху сердце разбить о быки?
«…Прошел шагов десять и оборотился лицом к Неве… одна беспокойная и не совсем ясная мысль занимала его теперь исключительно. Он стоял и смотрел вдаль долго и пристально; это место было ему особенно знакомо… Случалось ему, может быть, раз сто останавливаться именно на этом же самом месте… Уж одно то показалось ему дико и чудно, что он на том же самом месте остановился, как прежде… В какой-то глубине, внизу, где-то чуть видно под ногами показалось ему теперь все это прежнее прошлое, и прежние мысли, и прежние задачи, и прежние темы, и прежние впечатления, и вся эта панорама, и он сам, и все, все…»
Были вот так же:
ветер да я.
Эта река!..
Не эта.
Иная.
Нет, не иная!
Было —
стоял.
Было – блестело.
Теперь вспоминаю.
И «мост», и «место то»… И обух…
В романе:
«Тут он изо всей силы ударил раз и другой, все обухом, и все по темени».
В поэме:
Так с топором влезают в сон,
обметят спящелобых —
и сразу
исчезает все,
и видишь только обух.
Теперь, не называя здесь героя романа, Брик, как и в случае с матерью и сестрами, Любой и Олей, спокойно пропускает подразумеваемое из «Про это» (глава «Человек из-за 7 лет»):
В погоне угроз паруса распластал. —
Забыть задумал невский блеск?!
Ее заменишь?!
Некем!
По гроб запомни переплеск,
плескавший в «Человеке». —
Начал кричать.
Разве это осилите?!
Буря басит —
не осилить вовек.
Спасите! Спасите! Спасите! Спасите!
Там
на мосту
на Неве
человек!
Это, как и в прошлом случае, постоянное напоминание «исследователям», что мотив самоубийства был у Маяковского навязчивой идеей. Только у Достоевского об этом размышляют немалое количество героев, а в нашем случае все сосредотачивается на и в одном поэте, живом человеке Владимире Маяковском.
«Предложения» продолжаются: «В романе «Идиот» Рогожин говорит князю Мышкину: «Какой тут жених, когда и просто приехать боится? Вот и сижу, а невтерпеж станет, так тайком да крадучись мимо дома ее по улице и хожу или за углом где прячусь. Опомнясь чуть не до свету близ ворот ее продежурил, – померещилось что-то мне тогда».
В поэме:
Так барабаны улиц
в сон
войдут,
и сразу вспомнится,
что вот тоска
и угол вон,
за ним
она —
виновница.
Прикрывши окна ладонью угла,
стекло за стеклом вытягивал с краю.
Вся жизнь
на карты окон легла.
Очко стекла —
и я проиграю.
В обращении к Великому химику будущего, в последней части «Про это»:
Я свое, земное, не дожил,
на