фронта. И вот тут мы понесли наши первые потери…
– Как это случилось?
– Командир полка включил меня в оперативную группу. Ребят пять-шесть. Мы должны были на машинах первыми приехать туда, чтобы пройтись по селу и расписать все дома, кто и где будет расквартирован. И мы уехали.
Дня два там проработали, и на закате во главе с командиром полк садится. И один самолет сел чуть позже. Но смотрю, а моего Коли все нет. Думаю, как же так? А в моей машине вместо меня полетел инженер полка. На самом деле в общем строю штурман и не особенно нужен. В общем, те, кто позже прилетел, сказали, что видели, как их самолет забарахлил и у какой-то деревни сел. Но дело уже к ночи, и чуть свет комполка сразу летит туда. А там ему говорят: «Да, так и есть. Но летчики посидели минут пятнадцать, что-то там исправили и сразу вылетели». И все, ни слуху ни духу… Догадывались, конечно, что они проскочили линию фронта, там она была очень незаметная, но до самой весны все гадали, что же с ними случилось?
И вот в апреле как-то после ночных полетов выходим из нашего дома и видим: идет мимо толпа гражданских и несут свои пожитки на плечах. Наши войска освободили их деревню, и они возвращались через наше село. Вдруг к нам подходит мальчик лет четырнадцати. Подошел, поздоровался, а потом и говорит: «У нашего разъезда немцы расстреляли двух летчиков…» Стали его расспрашивать, сопоставлять, все точно, время и место совпадают… Оказалось, это были мой Коля и главный инженер полка… Но на моей памяти это был единственный подтвержденный случай, когда наши ребята попали в плен. Хотя нет, ошибаюсь. Вот вам еще одна история.
В 1942 году была большая нехватка летчиков, и нам поступила такая директива: «Штурманов, которые хотят летать на Ил-2, отправить на обучение». И мы вчетвером изъявили желание. Я был на хорошем счету, у меня все получалось, но на курсы отправили только одного – Алексея Тарана. Он уехал, переучился, стал летать, и все было нормально. Но потерь же больше всего было именно среди «Илов», и уже после войны мы узнали, что он попал в плен. После Победы вернулся, но проверку в органах не прошел. В заключении и умер… Увы, но деталей всего я не знаю. Слышал только, что одна женщина привезла из лагерей его письмо жене. А у меня про него есть рассказ «Тринадцатый», он летал у нас на самолете с таким номером.
– Свой первый бой помните?
– Как раз к этому я и подхожу. Прибыв на этот аэродром, мы получили приказ – нанести удар по живой силе немцев, находящихся в 20–25 километрах юго-западнее Ржева. К своему первому боевому вылету я готовился как никогда тщательно: произвел необходимые расчеты, проложил маршрут, изучал характерные признаки и ориентиры по маршруту и в районе цели. Тем более что мне пришлось лететь в одном экипаже с комиссаром нашей эскадрильи Елькиным.
Помню, вылетели вторыми или третьими. Ночь выдалась очень темной, сплошная облачность, небольшой ветер и слабый снег. Мы шли под облаками, чуть касаясь нижней кромки. Прошло минут тридцать, и комиссар указал мне рукой, а затем сказал по переговорному устройству: «Линия