И он увидел, как ее и без того бледные губы буквально стали белыми, как полотно, разложенное на полках.
– Простите, что я сказал это вот так, напрямик.
Она покачала головой, давая понять, что не сердится. Старуха в соседней комнате пошевелилась.
– Чтобы разыскать убийцу, я должен собрать как можно больше сведений о Луи…
Она кивнула, по-прежнему не произнеся ни слова.
– Мне кажется, вы хорошо его знали…
Лицо ее словно прояснилось на мгновение.
– Как это случилось? – произнесла она наконец с трудом.
Вероятно, уже в детстве она была уродливой и, безусловно, всегда это понимала. Она оглянулась на мать и прошептала:
– Не хотите сесть?
– Боюсь, что ваша мать…
– Мы можем говорить при ней. Она совершенно глухая. Но ей нравится, когда приходят люди.
Он не решился сказать, что задыхается в этой душной комнате, где протекала жизнь двух женщин, казалось почти застывших в своей неподвижности.
Возраст Леон определить было трудно. Очевидно, перевалило за пятый десяток, и возможно, уже давно. Матери с виду было не меньше восьмидесяти. Она смотрела на комиссара быстрыми птичьими глазками. Большой нос достался Леон не от нее, а от отца, чья увеличенная фотография висела на стене.
– Я только что был у консьержки на улице Бонди.
– Наверное, она пришла в ужас.
– Да. Она его очень любила.
– Все его любили.
При этих словах на щеках у нее проступил легкий румянец.
– Он был таким хорошим человеком! – поспешно добавила она.
– Вы с ним часто виделись потом, ведь так?
– Он приходил повидаться несколько раз, не могу сказать, что часто. Он был очень занят, а я живу далеко от центра.
– Вы не знаете, чем он занимался в последнее время?
– Я его об этом никогда не спрашивала. Казалось, он вполне преуспевает. Полагаю, что он завел какое-то собственное дело, поскольку не должен был высиживать определенные часы на работе.
– Он не рассказывал о людях, с которыми общался?
– Мы говорили главным образом об улице Бонди, о магазине Каплана, о месье Максе, об инвентаризации. Каждый год это было целое событие, ведь у нас в ассортименте насчитывалось больше тысячи единиц товара.
Она поколебалась, потом спросила:
– Полагаю, вы виделись с его женой?
– Да. Вчера вечером.
– Что она сказала?
– Она не понимает, почему ее муж в минуту смерти оказался в желтых ботинках. Утверждает, что их надел на него убийца.
Леон, как и консьержка, тоже заметила эти ботинки.
– Да нет, он часто носил их.
– Еще когда работал на улице Бонди?
– Нет. Гораздо позже.
– Насколько позже?
– Ну, может, спустя год.
– Вас не удивили его желтые ботинки?
– Удивили. Он так никогда раньше не одевался.
– Что вы подумали?
– Что он изменился.
– Он действительно изменился?
– Он