к нему с претензией: «тебе ничего не интересно». Конечно, не интересно, ведь столько сил потрачено на убийство этого самого интереса!
Кстати, как обычно в подобных случаях, процесс является двусторонним: интерес взрослого погибает вместе с детским. Взвинченная мнимой ответственностью за чужое внимание, мама и сама, бедная, не видит, не слышит, не замечает, являя собой яркий и недвусмысленный пример для дочери.
Сравнение – мать насилия
«Посмотри, какая красивая девочка! Это потому, что она в платьице», – услышал я, и снова «забродили старые дрожжи».
Шаг за шагом мы вгоняем детей в комплекс неполноценности. Последовательно и планомерно. Он будет проявляться в учебе, в дружбе, в любви. Потому что мы такие. Не умеем иначе и учиться не хотим. Незачем, мы-то живем как-то! Как-то…
Позицией человека, выросшего в постоянном сравнении и оценке, никогда не будет «я живу здесь и сейчас», «мне хорошо», «я чувствую это так», а только – «я хуже (лучше)», «на меня сейчас не так посмотрели», «я выгляжу полным идиотом», «наконец-то мама назвала меня молодцом», «я должен хотеть есть» и т. п.
Хитрость ловушки заключается в том, что мы сами запутываемся в собственных манипуляциях. Так, в одной ситуации мы с легкостью говорим: «Посмотри, как N хорошо учится», а в другой не позволяем ребенку сказать: «Все за контрольную получили тройки, и N тоже». Во втором случае мы немедленно парируем: «Меня другие не интересуют – у меня свой сын!» Как же! Не интересуют! Наоборот, только это меня и интересует сейчас. И последнее – чувства моего сына. Я хуже других! Я плохой родитель! Что будет, если все узнают… Я просто сам как отец не способен справиться с собственными чувствами. А инструмент сравнения и оценки всегда под рукой. А как же! Сколько лет учили!
Сравнение разъедает душу покруче, чем насилие. Оно в определенном смысле и является матерью насилия. С той разницей, что в ситуации насилия давят на меня, а когда меня учат постоянно сравнивать, я начинаю давить сам на себя. Всегда. Причем, в отличие от рефлексии, когда человек пытается разобраться в собственных желаниях и мотивациях, тут мы только и делаем, что страдаем. И нет в этом никакой дороги: мука никуда не ведет. Ведь даже если, для того чтобы утереть нос другу, я научусь летать, мое удовольствие будет коротким, сомнительным и агрессивным. Ведь это не я научился летать – это мой друг меня научил.
Один из результатов такого подхода мы часто наблюдаем. «У меня новая машинка», – радостно сообщает мальчик утром. «А у меня еще лучше!», «Мне купят две!», «Плохая у тебя машинка» – варианты ответов. При этом, безусловно, нормальной реакцией свободного человека является: «Классная машинка! Рад за тебя! Дай поиграть! Здорово!» и т. п. Неужели мы не хотим так? Или собственный комплекс неполноценности уже не дает нам даже хотеть?
Строго говоря, с этого момента он начинает существовать только при условии, что существуют другие. Нет больше его