земли соток пять,
В нём мушмула с её томною сластью,
Терпкий кизил, только нет, что скрывать,
Денег, здоровья и счастья.
Есть у меня много книг и газет,
Прошлого века и с ятем отчасти,
Много чего ещё есть – правда, нет
Денег, здоровья и счастья.
Сейф у меня есть с запором стальным,
В сейфе ружьё, кофр с рыбацкою снастью,
Жалко, судьба не добавила к ним
Денег, здоровья и счастья.
Есть ноутбук у меня со софтом,
Игры, инет, даже запись в подкасте,
Но досаждает, что нету при том
Денег, здоровья и счастья.
Женщина есть у меня – молода,
Руки горячие с тонким запястьем,
Если обнимет, зачем мне тогда
Деньги, здоровье и счастье?
Ё
«Ёжик, как он там – в тумане…»
Ёжик, как он там – в тумане,
Волк, поющий под столом,
И танцующие Мани.
Остальное детям – в лом.
В красной шапочке девчонка,
Мальчик с пальчиком своим –
По любому плачет шконка,
Как его – посёлок Сим.
«Ёлка…»
Ёлка.
Праздник. Новый год.
Мама парит и печёт.
Папа весел, но не пьян,
Если в руки взял баян.
Вечер.
Яркая звезда.
Как я счастлив был тогда.
«Ёкнет сердце, если гляну…»
Ёкнет сердце, если гляну
В выцветший альбом,
Там все было без обману –
В классе выпускном.
Не любила – слава богу.
Горе превозмог,
Выбрав нужную дорогу
Между всех дорог.
Голова пока на месте.
«Мазда» у двора.
Губы женщин льнут и крестят
Плечи до утра.
В пьяном дыме сердцем тая,
Жизни на краю,
Я все реже вспоминаю
Девочку свою.
Ну, а юностью повеет,
Что теперь с того:
У меня не вышло с нею
Ни – че – го.
«Ещё под рокот грозовой…»
Ещё под рокот грозовой
Был изумрудный пламень трав густ,
Хотя уже кровавил август
Рябин ржавеющей листвой.
И звёзды млечного пути
Подсвечивали то и дело,
Когда в глаза мои глядела
Мечта, являясь во плоти,
Дабы исчезнуть в тот же миг,
Оставив грусть несовпаденья
И горечь мук страстного бденья
Убийц пред казнью иль расстриг.
А окончанье таково:
Ночь над самим собой проплакав,
Я в череде природных знаков
Так и не понял ничего.
Ж
«Жадный и несчастный, мерзкий человечек…»
Жадный и несчастный, мерзкий человечек,
За моей спиною ни дворцов, ни свечек.
Так зачем я бился, бился и бодался,
Если тем же нищим, что и был, остался.
Господи,