>
Вместо предисловия
Одной строкой
То жмут, то отрезают лапу…
Без масок
Небогатый, но честный ум —
Это даже с изнанки чинно.
А бывает такой костюм —
С виду шик,
а раздеть противно.
В-с-ласть
Всё можно очернить —
и всё возвысить,
Когда казнить иль миловать
взял
власть…
Рассказы, притчи, миниатюры
Одинокий
Погода стояла прекрасная.
Нет, в самом деле, погода была замечательная, даже несмотря на такое дешевое начало.
Сползшее, обессиленное небо висело над теменем словно высосанная грудь. Густой воздух нехотя пробирался сквозь загаженные легкие, а голые костлявые деревья заплетались в безнадежное никуда. Под ногами – недовымешенное тесто, умирающее и брюзжащее.
Редкие прохожие, горбато уткнувшись замершим носом прямо в ревущий голодом желудок, спешили в свои норы.
Ноябрь злорадствовал.
Обманчиво высушенная грудь вдруг извергла на головы безнадежно озлобленных людей ледяной, тайно выкормленный дождь, – безжалостный и самовлюбленный. Смакуя чужую дрожь, он колотил по бегущим человечкам и ядрено хохотал. Человечки, раненые, но еще живые, прятались.
Дождь продолжал бить по близоруким глазам их домиков и даже Домов – как думали люди.
Тесто под ногами всё бездарнее стонало, разжижалось, ползя к порогу Человека, ища защиту и любовь.
Человек лишь злее отбрасывал ошметки грязи с подошв и плотнее закрывал свои двери.
Ноябрь ликовал.
Победно он заполонял собой всё вокруг, радуясь свободе.
Даже не так власти, как свободе.
И меньше всего он хотел быть прекрасным.
Ведь прекрасным – значит, для кого-то. Нужным кому-то.
Он не хотел быть ни нужным, ни нуждающимся.
«Прекрасная погода!» – снова услышал он и рванул на голос.
Человечек, с незащищенным, выбритым ливнем темечком, стоял посреди улицы, задрав высоко голову. Жирные капли жалили глаза, щеки, рот, врезались в шею, вливались за воротник куртки и там, согретые радостным теплом человеческого тела, мирно замирали, открыв другую реальность.
Ноябрь ринулся в небо, безумствуя, рванул грудь, холодным нажимом выдавливая всё до капли, пока не выцедил.
Разгоняя обороты ветра, крутил человечка на костлявом пальце, пока не устал и обвалился прямо в грязную лужу. Сел.
«Хорошо!» – продолжал улыбаться человек и еще глубже вдохнул вымытый воздух.
Наконец он двинул головой, и взгляд зацепился за лежащего в луже человека.
«Ну разве не удовольствие? – обратился к незнакомцу и протянул ему руку. – Вставайте. Дождь кончился».
Слова человека показались ему еще глупее, чем его поведение.
– И что же тут для Вас прекрасного? – спросил, поднимаясь.
– Как же! А Вы разве никогда не замечали, как среди ноября вдруг наступает весна!.. Ах! Ну что же Вы? Значит, Вы никогда не любили?! Эка Вы…
Человек-лужа долго глядел вслед бегущему вприпрыжку Человеку-солнце.
Потом резко взвился под самое безнадежно высоко, выл и гудел одиноким воем – и припадал к груди.
Пусто. Выцежено.
Ты
Ты снова здесь? Да-да, ты прекрасно знаешь, даже не понимаешь, а именно знаешь, что я имею в виду только тебя.
Потому что это «снова и снова» и есть наш с тобой язык. Пароль. Секрет. Отгадка друг друга.
Каждый раз ты входишь в мой дом, намеренно затаив дыхание. Даже удивляюсь, как ты можешь так долго не дышать.
Чтобы я не догадалась, что ты совсем рядом.
Ночью. И мы одни.
Потому что ты знаешь, что, если я догадаюсь, я непременно тебя прогоню.
И я знаю, что, если ты поймешь, что я догадалась – разгадала твое присутствие, увидела тебя – так, как они не видят, – тем более должна прогнать.
Поэтому каждый раз я изо всех сил не догадываюсь о твоем приходе.
Ты думаешь, я не слышу твое дыхание?
Слышу!
А если иначе? Если бы не умела слышать, ты бы любил меня разве?
И ты знаешь, что я слышу. Знаешь, потому что любишь меня.
А я знаю, что знаешь ты…
Поэтому мы оба молчим.
Ты здесь?
И я