сыночка, поставила их на место, не заметив лишь крохотной мутноватой лужицы, накапавшей из какой-то из оспинок: стара, видно, в самом деле, стала, слеповата, не дотерла, не домыла чуть, и сидело наше семечко в этой лужице до самого утра.
А утром, вместе с той же подошвой, отправилось семечко в путь. Прокатилось по той же дороге и соскользнуло в ту же осеннюю грязь.
Стало даже как-то разом счастливо и свободно.
Но тут чей-то каблучок, и при этом глубоко осенней порой, ковырнул едва отдохнувшее от кошмара человеческой квартиры семечко и полетел с ним дальше – так же легко и беззаботно.
«Что? Что такое, рассказывай! – влетела в квартиру подруги, едва обтерев ноги, и, не разувшись, дирижировала своим острым каблучком кем-то невидимым, но послушным.
«Не может быть! И что? А он что? Да ты что! – захлебывалась девушка богатством эмоций и, видимо, собственной речи.
«Да ничего! Аборт буду делать! А что? Мы же только квартиру купили! Сколько на это ушло! А обставить теперь! А ремонт! Деньжища-то какая? Ты хоть представляешь, сколько сегодня дети обходятся? Тем более, а вдруг поймет, что не от него? Щас всякие там ДНК…»
«Ну а тот что? Что решил?»
«Ой, я тя умоляю! Решит он! Он без своей мамочки шнурки не завяжет. Бугай 50-летний. Не знаю, как мозгов хватило до начальника дослужиться. Хотя на хрена бы он мне сдался, если бы не работала под ним. А что? Начальство все-таки, думаешь, как квартирка-то достается. От моего ждать и ждать нормальной зарплаты, всё самой надо продумывать. Так что однозначно аборт, чтоб ни пузан мой старый не пронюхал, ни сердешный благоверный, малахольный. Ни к чему мне эти сложности, тем более, когда так хорошо всё покатило».
Две подружки-«побрякушки» продолжали жаловаться на свое житье-бытье, а семечко слушало, не понимая и половины того, о чем шла – или выстреливала фальшивыми нотами – речь двух накаблученных девиц.
На обратном пути хозяйка острых каблучков забежала в пару магазинов, обронила семечко на одном из подъездов и убежала.
Уборщица была добросовестная. Всё-таки Мастер Чистоты! Вымыла все пятнышки, лужицы, плевки и даже недоплёвки.
Вылила ведро грязи в сияющий унитаз и нажала на смыв.
В сознании семечка пульсировало обрывками незнакомое слово А – борт, перетекающее в страшно-океаническое За-борт – ом…
Вот и закончилась откуда-то вырванная ветром жизнь, едва зародившаяся, но никем по-доброму не поднятая, не спасенная от приближающихся морозов, – жизнь, не успевшая рассказать человечеству о себе, но столько выслушавшая и вытерпевшая от того человечества.
Так подумал бы умный и добрый читатель, да и сам автор уже занес было руку поставить здесь последнюю точку.
Но семечко чувствовало иначе. Рождая нечто новое.
Итак, начнем с начала.
Семечко было до того крохотным, что…
Обещанное
Притча
В моей