чем нужно было ее еще спрашивать? Все было яснее ясного. Прав был Андрюха. Во всем прав.
– Жалеешь небось, что пристрелила-то его? – Кровь бросилась ему в голову, пульсируя сильными толчками. – Отвечай! Сука...
– Се-еня, – всхлипнула от неожиданности Верочка. – Ты ли это?! Господи! Что могло произойти за эти несколько часов, что тебя не было дома?! Где ты вообще был?!
– Произойти?! Много чего произошло! Очень много! – Он с силой оттолкнул ее от себя, да так, что Верочка не удержалась на ногах и упала обратно на диван, и, сузив глаза до непроницаемых щелочек, зашипел: – Все вы суки! Грязные, похотливые суки! Зачем ты пришла ко мне в тот день?! Больше дурака не нашлось, чтобы прикрыть тебя?! Зачем жила со мной все это время?! Зачем, мать твою, рожать еще собралась?! Ведь ты же никогда, никогда меня... не любила! Ты смотрела на меня, а видела его! Ты спала со мной, а представляла кого?! Отвечай, сука!!!
И тут, не сдержавшись, он ударил ее по лицу. Несильно так ударил, едва коснувшись кончиками пальцев нежной кожи, но, сделав это, тут же понял, что совершил. Верочка моментально выпрямилась, вскинула голову и посмотрела на него долгим взглядом.
О!!! Он помнил этот ее взгляд! Именно так она смотрела на своего покойного мужа, когда тот решил покуражиться над ней в его присутствии. Глаза ее были полны тогда не ненавистью даже, не болью, а мрачной какой-то решимостью, от которой у него тогда по спине поползли мурашки.
Сейчас было почти то же самое. Сене мгновенно сделалось не по себе. Он, конечно же, не боялся, что его жена извлечет сейчас из кармана халата пистолет и выстрелит ему в голову, как сделала это в свое время со своим бывшим мужем, но ее твердая холодность подсказала ему, что отныне все будет по-иному...
– Ты сделал огромную ошибку, – тихо, но внятно произнесла Верочка, поднимаясь и делая шаг к нему. – Ты это понимаешь?!
Ему бы сейчас упасть ей в ноги да вымаливать прощение, сделать то, что диктует изнывающее от боли сердце. Да как бы не так! Попробуй повернуть вспять разбушевавшуюся стихию разбуженных ревностью страстей! Усмири-ка их сокрушающую силу как раз в тот самый момент, когда они требуют освобождения. Тут тебе и уязвленная гордость, и оскорбленное мужское самолюбие, и многое другое, одним словом, полный комплект разбушевавшихся чувств, затмевающих собой все доводы трезвого разума.
Верочка смотрела в его наполненные яростью глаза и в который раз за день с ужасом понимала, что совсем не знает этого человека. Волны необъяснимого гнева, изливаемые на нее, казалось, были совсем беспочвенны. Она, может быть, и сделалась бы податливо ласковой, пустив в ход все свое обаяние, и попыталась усмирить не в меру разошедшегося супруга, если бы за полчаса до его прихода ее не сразила наповал забежавшая из больницы Татьяна.
– На-ка вот, держи, – протянула она через порог Верочке ее термос. – И не забивай больше себе голову глупостями. Все там нормально в кофе твоем. Никаких тебе снотворных, никаких канцерогенов. Одним словом, экологически чистый продукт...
Она ушла, внеся в душу Верочки полный разлад. Все разом рухнуло, все перевернулось