обрадовалась.
– Походи, понюхай цветочки, потом будем кофе пить. Желтков! – крикнула она что есть силы. – Поставь чайник! Лизонька приехала!
В доме раздалось невнятное тарахтение. Сад цвел. Если я начну перечислять названия растений, которыми Вероника утыкала свой участок, то не хватит и двух страниц. Кроме того, я не знаю большинства названий. Помимо деревьев, кустов ягодных и декоративных, грядок с овощами и травами, типа петрушки «Кучерявой», щавеля «Бельвийского», ревеня «Виктория», а также эстрагона, базилика, душицы, кинзы и укропа, я уже не говорю об узком парнике с помидорами всех сортов, каждый клочок земли был засажен цветами. Уже поблекли нарциссы и тюльпаны, зато выдали стрелки роскошные алеумы (лук с сиреневыми шарами – знаете?), слепили глаза незабудки и анютины глазки. Еще обильно цвела лунария, чтобы к осени организовать декоративный плод – колечко с перламутровой пленкой. Ну и, конечно, камнеломки, оранжевый гравилат и ирисы.
Я любовалась, Вероника орудовала совком.
– А где Муся?
– Гуляет, девочке надо размяться.
– Пойду поздороваюсь с Желтковым.
Мне было стыдно после такого-то сада тайно всматриваться в теткин быт и подозревать ее черт знает в чем. Но я всматривалась и подозревала. Желтков на кухне чинил утюг. Он поздоровался со мной очень приветливо, но головы не поднял и рук от инструмента не оторвал. Я пошла в комнаты. Бревенчатые стены, акварели, книжные шкафы, в разношенном кресле серый томик Тютчева, очевидно, тетка коротала вечера с любимым поэтом. Итальянским сувенирам уже нашлось место. На стене висела яркая венецианская маска, гипсовая Пизанская башню на этажерке притулилась к путеводителям по Риму и Флоренции. На старом, красного дерева бюро, доставшемся от бабки, я увидела уже знакомые песочные часы и поняла, что на правильном пути. В аэропорту Вероника времени зря не теряла. Моей задачей было узнать, что она делала все это время. Выяснять, купила ли она пресловутые песочные часы или сперла их под носом бдительной продавщицы, в мою задачу не входило.
Кофе пили под яблоней на шаткой столешнице, установленной на вбитом в землю обрубке бревна. Шмели гудели, к ногам подступал василек горный. Кофе был горячим, не растворимым, но сваренным, молоко в серебряном молочнике, мягкие калачи, прямо тебе дворянский быт.
К столу нерешительно, бочком приблизилась Муся. Вид у нее был виноватый, хвост подхалимски опущен.
– Муся, девочка, где тебя носило? – Вероника склонилась к собаке и принялась осторожно вытаскивать из шерсти прошлогодние репьи. Собака тихо поскуливала, но терпела.
– Обрюхатит кто-нибудь твою девочку на старости, – проворчал Желтков.
– Ну должна же она побегать, порезвиться…
– Ей впору о Боге думать, а не резвиться. А потом удивляешься, откуда на участке лопухи, – продолжал муж. – Она сюда семена всех сорняков и таскает.
– С собаками надо гулять в лесу, – заступилась я за Мусю. – У вас здесь такие замечательные