ведь есть еще и Второе Метро, про которое Григорий Валерьянович думал, что это некое вневременное пространство, куда уходят тайные поезда с душами и мечтами людей, и где кого только не встретишь. И Софью Палеолог встретишь, с привезенной ею из Царьграда знаменитой библиотекой. И Ивана Четвертого, внимательно читающего эти книги, чьим именем сейчас и называется эта библиотека. И тех крыс, которые в реальных подземельях эти книги давно сожрали, а там, во Втором Метро, невольно стали Учеными Крысами, а попросту библиотекарями, выдающими под расписку эти книги любым желающим.
А вы говорите, – мистики нет! Да она тут повсюду, и под землей, и на солнце, и обе стороны одной большой мистики так тесно связаны, что без диалектики явно не обошлось. Хотя и серой несомненно попахивает.
«Вы зачет будете сдавать по какому предмету?»
«По философии, профессор, я ведь учусь на философском, а не на историческом!»
«Это хорошо, что вы такой саркастический. А скажите, чем мир как воля и представление отличается от мира, где главным является воля к власти?»
«Вы имеете в виду, чем философия Шопенгауэра отличается от философии Ницше?»
«Я имел в виду мир, который описывают обе эти философии. Но если вам угодно, можете говорить и о них, по большому счету это почти что одно и то же. Почти что, но не совсем».
«Профессор, мы до этого на занятиях еще не дошли, мы пока еще остановились только на пещере Платона. А до Ницше и Шопенгауэра доберемся в другом семестре».
«Неужели? А вы из какой группы? Впрочем, это не важно. Скажите, а что это вы так усердно вертите все время в руках?» «Да так, профессор, можно сказать, что ничего. Пуговицу от карнавального костюма, в котором сто лет назад выступала на гуляниях в Масленицу моя не то прабабушка, не то дальняя родственница. Вы видите, какая она перламутровая и большая, они в те времена, особенно для гуляний и карнавалов, вытачивали пуговицы из перламутра».
«У вас что, была такая знаменитая бабушка?»
«Представьте себя, профессор, была, и к тому же большая проказница, судя по нашим семейным преданиям. Проказница и хохотунья. Мы когда всей семьей собираемся за столом пить чай, обязательно ее вспоминаем. Одна пуговица перламутровая от нее и осталась, а больше ничего, ни фотографии, ни портрета какого-нибудь. Говорят, она и в подвалах ЧК все танцевала и танцевала, сам Дзержинский ходил на эти танцы смотреть. За танцы ее и выпустили оттуда».
«А позвольте-ка подержать в руках эту пуговицу, да не бойтесь, я не съем ее, я к пуговицам хорошо отношусь».
«Да я и не боюсь, профессор, мне эта пуговица совсем ни к чему, я давно хотел отдать ее в хорошие руки».
«Да, пуговица хороша, ничего не скажешь, настоящий перламутр, и работа ручная. А знаете, молодой человек, что пуговицы, как и грибы, можно запросто собирать под ногами? Причем грибы можно собирать только в лесу, а пуговицы везде, даже на улицах больших городов!»
«Не может быть, профессор, это какая-то мистика, мистика большого города, и будет почище, чем философия Шопенгауэра!»
«Вот