только в декабре, а не в сентябре, как планировали изначально.
В Вене я посетил Центральный метеорологический институт, где меня радушно приняли Йелинек, Фрич и Ганн, посвятившие меня в почетные члены Австрийского метеорологического общества. Этот визит имел для меня благоприятные последствия.
В Штутгарте я разыскал своего дядю, Николаса Аделунга, младшего из братьев моей матери, жившего в этом городе с 1847 года в должности секретаря королевы Ольги. Причиной тому было следующее обстоятельство: к русским великим княжнам, выходившим замуж за границей, приставляли российских же служащих для ведения корреспонденции с Россией и получения оттуда доходных поступлений. Нам был оказан радушный прием, и в течение следующих четырех лет я неизменно проводил в этом доме по крайней мере часть своих каникул: зимних – в Штутгарте, летних – в деревне Обер-Эслинген, где у дяди был дом с садом. Излишества аристократии и излюбленные дядей насмешки над окружавшими нас швабами и их образом жизни противоречили моим демократическим идеалам, однако в доме было полно молодежи, и я любил проводить время со своими родными.
Мой первый семестр учебы в Гейдельберге, начавшийся с опозданием, прошел не слишком плодотворно. Я прослушал оставшиеся лекции Бунсена и Кирхгофа, а также ряд иных докладов. В эти первые месяцы я часто встречался c другими русскими студентами, однако после такие встречи прекратились до 1870 года. Тоска по дому больше не мучила меня, ведь горы и леса можно было увидеть с каждой улицы городка. Тем не менее я вел оживленную переписку с Карабахом. Еще в России я так часто слышал рассказы о Гейдельбергском замке, что впал в уныние: мне захотелось открыть его самому и для себя. Окрестности Гейдельберга казались мне, пришедшему с Востока, слишком уж обжитыми, тропы – слишком ухоженными. Однако я гордился культурой Германии, и поэтому знакомство со всем этим пробуждало во мне любовь.
Во время пасхальных каникул я спросил у Гофмейстера: «Я хотел бы изучать ботанику и зоологию. С чего я должен начать в первую очередь?» «Запишитесь на мой практикум, летний семестр для этого хорошо подходит». Этот выбор стал для меня правильным: я получил возможность работать непосредственно с человеком, которым я восхищался, изучая предмет, приводивший меня в состояние восторга. Тем более я приехал в Германию с намерением раз и навсегда покончить с моими эксцентричными замашками. Я прослушивал лекцию за лекцией: сначала по физике, которую читал Кирхгоф, потом по неорганической химии у Бунсена, по органической химии у Эрленмайера, под началом которого я проходил практику зимой 1867/68 года, по минералогии у Леонхардта, а также прослушал курс лекций Пагенштехера по зоологии и посещал его практические занятия по зоотомии. Лекцию же по метеорологии – которой я в то время очень много занимался – я посетил только одну. Читал ее Копп, который наряду с историей химии и теоретической химией преподавал и этот предмет. Я старался не сходить с пути к моей цели: должность учителя естествознания