машины. Похоже, нас ждет воздушная акробатика.
На душе стало как-то пусто и холодно. Я все понял.
Тунгус отпустил мое плечо и вполне по-человечески сложил руки на груди. Вид у него был самый что ни на есть довольный. Вождь наслаждался подготовкой к несанкционированному подвигу, за который ему не придется никого дубасить по голове.
Конвертоплан дал тягу. Маленькая забавно сплюснутая машинка с плоским брюхом и прямоугольным крылом, прочно стоящая на крепком шасси, окуталась пыльным облаком, и вдруг из него раздался такой адский рев, будто там разбудили дракона неким вполне непечатным способом.
В лицо плеснуло горячим воздухом. Я отшатнулся и кого-то толкнул. Это оказался командир сводного авиаотряда капитан Петровичев. Одной рукой он держался за фуражку, а другой совершал жесты, не обещавшие Чернецкому ничего хорошего. Он еще и кричал, но я не умею читать по губам такие авиационные термины.
В одном я был с капитаном согласен: мне тоже с перепугу казалось, что Чернецкий много на себя берет.
Тунгус покосился на капитана с плохо скрываемым сарказмом. Петровичев был, по его понятиям, вроде кандидата в младшие вожди или жреца невысокого ранга – великий вождь любит, когда таким ребятам худо. Говорит, только через страдание можно научиться управлению. Большой мудрец великий вождь Унгусман, но лучше бы его сейчас тут не было. Не надо ему видеть, как русские грызутся между собой…
Конвертоплан прыгнул вверх.
Он вознесся в небо с такой прытью, которой я за ним не подозревал, хотя много лет имел дело с этими машинами, любил их и даже худо-бедно умел пилотировать. По моему скромному разумению, бортмеханик сорвал ограничители. Это был не форсаж, а аварийный режим, способный прикончить движки, но дать машине фору в безнадежной ситуации. На такой бешеной тяге полетит даже кирпич, и полетит быстрее пули.
Конвертоплан пер строго вертикально.
И вдруг резко лег набок. Левое крыло вверх, правое вниз.
Петровичев уронил фуражку.
А конвертоплан показал цирковой фокус. Он продолжал по инерции набирать высоту боком. Два-три размаха крыла, как мне показалось. Потом его завалило, он совершил кульбит – у меня внутри все перевернулось вместе с маленьким самолетиком, – но тут Чернецкий ловко «поймал машину» тягой и грохнул ее на шасси почти туда же, откуда взлетел.
Грохнул – мягко сказано. Звон раздался колокольный, и бабах нешуточный, полетели во все стороны детали подвески, брызнуло фонтаном из амортизаторов, пара шин разорвалась в клочки, не выдержав такого варварства, но планер явно уцелел, движки не отвалились; в общем и целом бедная машинка показала себя молодцом.
Великий вождь Унгусман одобрительно крякнул.
Капитан Петровичев сделал вид, что туземца, цинично нарушившего карантин, вовсе нет на подведомственной ему территории. Он подобрал фуражку и не спеша двинулся к конвертоплану. Я выплюнул травинку, давая понять вождю, что готов к ответной речи, но получил все тот же подталкивающий жест – иди